Ермак

– Приятно познакомиться с человеком, который лично отрезал голову Золотому Лю. Вы, наверное, молодой человек, не знаете, но за голову уже подполковника Печенкина, которому приписали это деяние, глава самой большой банды хунхузов Ян Юлин по прозвищу Шисы Яньван, то есть Четырнадцатый Владыка Ада, назначил награду по ее весу в тысячу лянов!

– Восемь с половиной фунтов серебра! Большая награда. Но откуда вы знаете…

– Хороший купец должен обладать достоверной информацией о многом, если не хочет разориться. Там шепнули, здесь намекнули… Дмитрий Михайлович кое-что рассказал, когда реализовал мне десять фунтов золота да шесть серебряными лянами. А умный человек может сделать из этого правильные выводы.

– Вы, безусловно, правы, – выдавил я из себя, не зная, как себя вести и что сказать. А в голове еще и мысль летала: «А нехило на наших трофеях атаман и иже с ним поднялись! Побольше двух тысяч рублей себе оставили только на драгметаллах. Об остальных трофеях вообще молчу».

– Итак, прошу к столу. Сейчас завтрак подадут, – Касьянов сделал приглашающий жест к столу персон на двадцать, покрытому белоснежной скатертью. – Заодно и обсудим проблему, которая привела ко мне столь достойного молодого человека.

Шохирев и я стали отнекиваться, говоря, что мы уже поели в харчевне, но Касьянов лично проводил и меня, и Митяя к столу, усадил за него и сам уселся во главе стола.

– Господа, не знаю, как вы, а я привык в это время плотно кушать, можно сказать, обедать перед продолжительным рабочим днем. И как вы можете себе представить такую картину: я завтракаю, а мой спаситель и его друг стоят и смотрят на меня?! Увольте от этого. Мы хоть и многого в этой жизни достигли, но я еще помню, как в юности брюхо от голода сводило. Поэтому никаких стеснений.

Касьянов поднял со стола звонок-колокольчик и потряс им. В дверях показался слуга.

– Никифор, попроси накрывать. – Александр Васильевич поставил колокольчик на стол.

Как будто ожидая этой команды, в гостиную вошли две молодые женщины в длинных, почти до пола платьях темно-коричневого цвета, белоснежных фартуках и чепчиках, похожих на белый бант на голове. Их униформа настолько напомнила мне школьную форму для девчонок из моего времени, что я непроизвольно улыбнулся. Только платья мои одноклассницы носили тогда гораздо выше колен. Стиль мини был в моде, с минимумом мануфактуры на теле.

Пока разглядывал горничных, на столе появились приборы, глядя на которые, я испытал невольный трепет. Ложка, вилка, столовый нож и чайная ложка мне, конечно, были знакомы, не совсем дикарь. В какой руке держать вилку, а в какой нож и как с ними управляться, я знал. Только вот за этим столом было три вилки слева от двух тарелок, стоящих одна в другой, а с правой стороны лежали два ножа и большая ложка. Сверху над вилками стояла еще одна небольшая тарелка с еще одним ножом, а над тарелками лежали еще вилка и ложка. Рюмка, два фужера, бокал в ряд. Здесь, по-моему, и основное правило столового этикета «от центральной тарелки в стороны» не сработает. «Будем смотреть на Касьянова и действовать как он, – подумал я. – Гвардия и за столом умирает, но не сдается».

Второй волной горничные-официантки внесли хлебницу и с десяток замысловатых вазочек с грибами, квашеной капустой, огурчиками, горчицей, хреном, мочеными яблоками, тарелки с фаршированными блинчиками, мясной, рыбной и сырной нарезками и еще чем-то, мне неведомым. Постепенно на столе места перед нами оставалось все меньше и меньше. Из принесенной парящей супницы доносился умопомрачительный запах.

Митяй с вожделением уставился на два привлекательных графинчика: один с коричневой маслянистой жидкостью, а второй, на глазах покрывающийся каплями, с жидкостью чистой, как слеза младенца.

– Как говорится, аристократов здесь нет, поэтому дальше, господа, сами! – проговорил Касьянов, заправив развернутую салфетку одним концом за ворот рубашки, и потянулся за графинчиком с коньяком.

Митяй аккуратно отодвинул салфетку в сторону и, взяв в руки графин с водкой, набулькал себе почти полный фужер, в отличие от купца, налившего в фужер коньяка на палец.

– А ты что, Тимофей, ничего себе не наливаешь? – спросил меня Касьянов, делая небольшой глоток коньяка.

Я наконец-то заправил угол салфетки за тугой ворот своей теплой рубахи, сшитой теткой Ольгой Селеверстовой из армейского сукна, и ответил:

– Извините, Александр Васильевич, но я только брагу да пиво пробовал. Крепких вин еще не пил.

– Давай я тебе водочки немного налью. – Шохирев быстро налил мне в рюмку водки. – У нас в станице такой не попробуешь. У Александра Васильевича она уж больно вкусна.

– Я думаю, от одной рюмки водки тебе худо не будет, – улыбнулся Касьянов. – Хунхузов вон сколько на тот свет отправил, несмотря на молодые годы. Поэтому немного водочки или коньяка, да под холодное с горячим вреда здоровью не принесут.