Ермак

Как ни метко били крепостные пушки, осадные работы, однако не прекратились. Русские не могли помешать им, так как саперы прятались в глубоких рвах. Траншеи все ближе подходили к Пскову. Защитники города могли только наблюдать старания саперов, которые по сказанию летописца, «копающие и роющие, аки кроты, и из рвов выкопаша высокие горы земли и понасыпаша, дабы не видети ходу их со градных стен, и сквозь те стены проделаша окна на стреляние городового взятия».

С ненавистью разглядывая траншейников, псковичи осыпали их бранью и камнями:

— Ройте, ройте, псы! — кричали они врагу. — Себе могилу готовите!

Поляки упорно рыли. В глубине рвов пролегал известковый плитняк. Крепкими ударами кирок его дробили и глубже уходили в землю. Лазутчик француз Гарон в сумерках добрался до крепостного рва, ограждавшего стену, и установил, что он не глубок и местами сух. Об этом доложили Баторию. Траншейные работы завершились.

— Пора приступать к делу! — сказал король. — Насиделись мы в шатрах, надо в город!

Его тревожило одно важное обстоятельство. Когда он думал идти в поход на Русь, лазутчики рассказывали, что это страна изобилия: много хлеба, меду, скота, пеньки. А стоило только перейти рубеж, как все вдруг опустело. Огромная округа, куда вступили войска Батория, стала безлюдной, и кругом простирались пустынные поля, покинутые деревни, в которых нельзя было отыскать зернышка жита или забытой курицы. Отступая русские увозили все.

Королевский ксендз, пан Пиотровский, гладкий, с лукавыми глазами мужчина, любивший плотно поесть, — жаловался маршалу:

— Ну что за страна русская, спаси нас, боже! Мы уже вступаем в эту веселую и плодородную страну, но что пользы от этого? Везде пусто, мало жителей; между тем повсюду деревни; земля-как Жулавская, может быть даже и лучше.

Достать хлеба и мяса в этой стране было очень трудно. Фуражиры искали продовольствие за двадцать, тридцать и даже пятьдесят верст. Везде их словно поджидали, — русское население уходило в леса, угоняя скот и пряча зерно. Но не всегда посланные фуражисты возвращались в лагерь. Их кости тлели в лесах: русские были беспощадны к своим врагам. Между тем войско требовало хлеба, мяса, вина и денег. Местечковые юркие шинкарки, следовавшие за войском, отказывались отпускать в долг. Король понимал, что дальше медлить было нельзя.

— Штурм! — хмуро сказал он. — На рассвете пусть начнут батареи.

Воевода Шуйский, не покидая стен, следил за лагерем врага. Он заметил большие перемены: против Покровской и Свинусской башен высились туры, а за ними виднелись осадные орудия. Третья земляная тура темнела за рекой Великой, и там, несомненно, тоже скрывалась осадная батарея. Были возведены поляками туры и в других местах: одни против Великих ворот, другие у реки — для прикрытия конницы, которая должна была ворваться в город вслед за штурмующими.

Седьмого сентября, едва только заалел восток, двадцать осадных орудий стали бить в упор по башням и крепостным стенам. Русские пушкари яростно отвечали, но белая известковая пыль, которая тучами поднялась после первых выстрелов вражеской артиллерии, мешала видимости. Крепостные стены, сложенные из известняка, не выдержали ядерных ударов, крошились и сыпались в ров. Над Псковом по ветру тянулись белесые тучи пыли. Глядя на них, ксендз Пиотровский слащаво улыбался, потирая влажные руки и подобострастно говорил королю:

— Ясновельможный разум вашего королевского величества решил в нашу пользу. Завтра замок будет наш!

К ночи пальба стихла. Постепенно улеглась едкая пыль, от которой першило в горле. Баторий с холма разглядывал Псков. Стены во многих местах осыпались, но изъязвленные ядрами башни высились попрежнему недоступно.

Идти на пролом было опасно! Король решил продолжать бомбардировку. Он понимал: пока не сбиты башни, штурмующие будут сметены огнем меткой русской артиллерии, которая очень быстро перестраивалась и безошибочно била по цели.

Особенно отличился один из пушкарей, Дорофей, умевший быстро давать пушкам нужный наклон. Он по слуху угадывал, что делается в польском лагере, и размещал орудия так, что полякам приходилось лихо. Пушкарей поощрял дьяк Пушечного приказа Терентий Лихачев — великий знаток огневого боя. Он же первый придумал и осуществил постройку у церкви Похвалы Богородице раската — выступающего вперед сруба с площадкой для орудий. Это давало возможность пушкарям вести не только фронтальный, но и фланговый огонь для защиты городских стен.

Воевода Иван Шуйский держал совет с дьяками и ратными людьми. Решено было усилить оборону города. В юго-западном углу, куда рвались враги, появились плотники, землекопы, посадские люди и стали возводить тарасы — срубы, наполненные землей и камнями, и ров. Но огонь противники мешал им работать. Пушки гремели с обеих сторон. На протяжении около семидесяти саженей крепостная стена зияла огромными проломами. Свинусская башня была открыта с двух сторон. Наемники Батория рвались на стены. Королю тоже не терпелось. До его слуха доносился перестук топоров, он догадывался, что псковичи строят новые укрепления.