Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой

– Боюсь, что никакого алиби не было, – ответила Нэнси. – Это моя вина. Пожалуйста, не вините их. Они добрые друзья и хотели мне помочь. Ни Сент-Джон, ни Луиза не знали, что я была в вечер убийства в «Блоксхэме». Я поклялась им, что меня там не было, и они поверили. Это хорошие, смелые люди, и они не хотели, чтобы меня повесили за три убийства, которых я не совершала. Месье Пуаро, я верю, что вы все поняли и знаете, что я никого не убивала.

– Солгать полиции, когда расследуется дело об убийстве, – это не смелость, мадам. Это непростительное поведение. Покидая ваш дом, леди Уоллес, я уже знал, что вы лгунья!

– Как вы смеете говорить так с моей женой? – возмутился Сент-Джон Уоллес.

– Мне очень жаль, если правда пришлась вам не по вкусу, лорд Уоллес.

– А как вы узнали, месье Пуаро? – спросила его жена.

– Ваша новая горничная, Доркас. Она сегодня с вами, потому что я попросил вас привести ее сюда. Она играет в этой истории важную роль. Вы сказали мне, что Доркас служит у вас всего несколько дней, да я и сам видел, что она немного неуклюжа. Она принесла мне чашку кофе, больше половины которого пролила. К счастью, она пролила не все, так что я смог его попробовать. Я немедленно узнал вкус того напитка, который варят в кофейне «Плезантс». Их кофе ни с чем не перепутаешь; другого такого просто нет во всем Лондоне.

– Черт побери! – сказала Фи Спринг.

– Вот именно, мадемуазель. Его влияние на мой мозг оказалось плодотворным: я мгновенно сложил несколько известных мне фактов воедино, словно фрагмент мозаики из кусочков. Крепкий кофе отлично стимулирует работу мозга.

Говоря все это, Пуаро смотрел прямо на Фи. Та осуждающе поджала губы.

– Эта не слишком способная горничная – прошу прощения, мадемуазель Доркас, уверен, что со временем вы наберетесь опыта и всему научитесь, – она была новенькой! Я соединил этот факт с кофе из «Плезантс», и у меня возникла идея: что, если горничной Луизы Уоллес раньше была Дженни Хоббс? Я слышал от официанток в «Плезантс», что она приходила туда за покупками для своей хозяйки, дамы из светского общества. Дженни говорила о ней как о «ее светлости». Было бы любопытно, если бы оказалось, что Дженни до недавнего времени работала на даму, которая предоставила алиби Нэнси Дьюкейн? Невероятное совпадение – или не совпадение вовсе! Должен признать, что сначала я сделал из этого ложные выводы. Я подумал: «Нэнси Дьюкейн и Луиза Уоллес – подруги, которые задумали убить la pauvre Дженни».

– Что за мысль! – возмутилась Луиза Уоллес.

– Гнусная ложь! – поддержал ее муж, Сент-Джон.

– Не ложь, pas du tout. Ошибочное суждение. Дженни, как мы видим, жива. Однако я не ошибся, предположив, что она до недавнего времени служила в доме Сент-Джона и Луизы Уоллес, где ее затем заменила мадемуазель Доркас. После нашего с ней разговора в «Плезантс» в четверг вечером Дженни просто обязана была оставить дом Уоллесов, и быстро. Ведь она знала, что я скоро приду туда за подтверждением алиби Нэнси Дьюкейн. Если бы я увидел ее там, в услужении у той самой женщины, которая это алиби обеспечивала, я немедленно стал бы ее подозревать. Кэтчпул, скажите мне – нет, скажите нам всем, – что именно я тут же заподозрил бы?

Я сделал глубокий вдох и, молясь, чтобы ничего не напутать, сказал:

– Вы заподозрили бы, что Нэнси Дьюкейн и Дженни Хоббс решили нас обмануть.

– Совершенно верно, mon ami.

Пуаро просиял, глядя на меня. Нашим слушателям он пояснил:

– Перед тем, как я попробовал кофе и связал его с «Плезантс», я смотрел на картину Сент-Джона Уоллеса, его подарок жене на годовщину свадьбы. На ней был изображен паслен сладко-горький. А еще там стояла дата – четвертое августа прошлого года, – и леди Уоллес это прокомментировала. Именно тогда Пуаро кое-что понял: на портрете Луизы Уоллес работы Нэнси Дьюкейн, которую он видел несколько минут назад, даты не было. Будучи ценителем искусства, я не пропускаю ни одной премьерной выставки в Лондоне. Я видел работы миссис Дьюкейн, и не один раз. На них всегда стоит дата в правом нижнем углу, а рядом с ней подпись: НАЕД.

– Вы внимательнее многих посетителей, – сказала Нэнси.

– Эркюль Пуаро внимателен к деталям – всегда. Полагаю, мадам, что и портрет Луизы Уоллес имел дату, пока вы не закрасили ее. Зачем? Затем, что она была не совсем свежей. Вам нужно было, чтобы я поверил: вы привезли портрет Уоллесам в вечер убийства, и это был совсем новый портрет. Я спросил себя, почему же вы не написали другую, фальшивую дату, и ответ показался мне очевидным: если ваш портрет переживет век и через сто лет историки искусства заинтересуются вашим творчеством – как оно, вероятно, и будет, – то вы не хотели, чтобы эти люди, искренне любящие ваши работы, были сбиты с толку. Нет, вы хотели обмануть только Эркюля Пуаро и полицию!

Нэнси Дьюкейн склонила голову набок и задумчиво сказала:

– Вы и впрямь необычайно умны, месье Пуаро. Вы ведь все поняли, правда?