Эрик и его редакторы

Но школьный период получился ещё темнее. Новых знаний почерпнуть он в школе не мог, но отец сказал, что он должен учиться разбираться в людях, подмечать их слабые места и уметь ими пользоваться. Всё выходило с точностью до наоборот. Дети дразнили его «ГМО» и одновременно боялись, учителя смотрели со смесью подобострастия и презрения.

Конечно, Эрик уже читал о генно-контролируемом оплодотворении и знал, что его отец – владелец крупнейших институтов репродуктивных технологий, но погружаться в эту тему желания не возникало. Он решился на разговор с отцом лишь после того, как, не рассчитав силы, чуть не убил одного из своих школьных обидчиков.

Эрик ясно помнил, как вошёл в его кабинет, встал у двери и, пока смелость не изменила ему, поспешил спросить:

– Папа, какие гены у меня отредактированы?

Отец что-то надиктовывал секретарю, но соизволил поставить его на паузу.

– А ты сам не можешь догадаться? Сопоставить факты и наблюдения? Чему только тебя учили эти электронедотёпы?

– Внешность? – начал догадки Эрик.

Отец рассмеялся.

– Мой сын гений!

Да, внешне у них не было ничего общего, но Эрик надеялся, что высоким ростом, голубыми глазами и светло-русой шевелюрой он обязан дедушке по маме, а не генетикам.

– Двенадцать лет назад редактирование внешности ещё было под мораторием, а редактирование интеллекта до сих пор запрещено, много рисков, – голос Эрика задрожал.

– Да, риск себя не оправдал. Но ведь и осложнений избежали. Так что жаловаться тебе не на что. В школе напрягаться не надо, тоже плюс.

– Так что? Память, языки, музыкальность, сила?

– Логика опять же, – продолжал смеяться отец.

– Что ещё?

– К сожалению, ген, отвечающий за способность к благодарности, пока не найден, а то бы следовало тебе его вправить, – смешливость отца резко сменилась гневом.

Комок в горле не дал Эрику возможности продолжить выяснение, и он молча закрыл за собой дверь.

После этого разговора он окончательно замкнулся. Кто он – подопытный кролик или нереализованная мечта о втором да Винчи? Так как мама не воспрепятствовала этому вмешательству, то и на неё Эрик затаил обиду. Нигде не было опоры – ни внутри, ни вовне. Лишь потом он понял, что только врождённая защита от депрессии спасла его от самоубийства. И, конечно, мамина любовь.

Она пыталась достучаться, предлагала забрать его из школы, искала, чем его заинтересовать и порадовать. Но Эрик не откликался, и мамины глаза становились всё печальнее.

– Почему ты согласилась меня редактировать? – наконец, не выдержал он.

Мама в этот момент устало выговаривала коку за пересоленный суп.

– Меня никто не спрашивал, – вздохнула она и выключила главного повара.

– Зачем ты вообще вышла за него замуж? – Эрик не знал, в чём ещё обвинить мать.

– Мои племянники чуть не умерли от голода, – ответила она, вовсе не оправдываясь.

Эрику не было жаль ни её, ни голодных племянников. Мама подошла к нему и взяла его за руку.

– Родной, попробуй посмотреть на это иначе – мы не редактировали тебя, мы редактировали эмбрион, и получился ты. И ты замечательный, и дело не в голубых глазах или хорошей памяти…

– А в чём тогда? В чём?

Мама почему-то поморщилась. Она что-то искала глазами, чем раздражала Эрика.

– Ты не такой, каким он тебя задумал, – отвечала она рассеянно. – Ты такой, каким… Ты это то лучшее, что в тебе есть.

Мама направилась к креслу.

– О чём ты? – злился Эрик. – Я ничего о себе не знаю и не понимаю. А лучше всего я умею врать! Вот я придумал, что суп пересолен, а ты опять поверила.

– Родной, пожалуйста, постарайся не обманывать, – сказала она так тихо, что он едва расслышал.

Мама вдруг побледнела и, согнувшись от боли, опустилась в кресло.

– Я больше не буду обманывать, слышишь? – кричал Эрик, вызывая скорую помощь.

Всю ночь он провёл в своём планетарии, умоляя небеса о том, чтобы мама осталась с ним, и обещал отрезать себе язык, если ещё раз соврёт. Молитва его была услышана. Мама вернулась из больницы здоровой, а у Эрика отпало всякое желание врать. В качестве бонуса он обнаружил у себя способность чувствовать ложь кожей, не просто откровенную ложь, а малейшие отклонения, даже нечестность человека с самим собой. После этого нахождение с отцом под одной крышей стало невыносимым.

– Ты сегодня успеешь на ужин? – спрашивала мама, провожая его на работу.

– Нет, сегодня встречаю французов.

И Эрик знал, что он врёт.

– Я вас уверяю, – говорил он чиновнику министерства здравоохранения, приглашённому на чашку чая, – этот протокол совершенно безопасен. Сопоставимо с рисками простейшего хирургического вмешательства.

И Эрика передёргивало от очередной лжи. В свою очередь, отец каждый раз удивлялся, когда Эрик говорил правду.

В пятнадцать лет Эрик решил бросить школу и начать зарабатывать, чтобы больше не зависеть от него. Он занялся недвижимостью, к чему не испытывал ни малейшей склонности. Слухи о честном риэлторе разлетелись быстро. Электронные риэлторы тоже не врут, но в пределах той информации, которую им предоставили. К тому же Эрик иногда лучше клиентов знал, что им нужно.