Вопросов не было, и Эрик отпустил всех выполнять приказы. Молча понаблюдав за их суетой, он не спеша отвёл коня к остальным, расседлал, заправил ему корма и пошёл делать грязную часть работы — мародёрствовать. Сняв доспех и большую часть одежды, он отправился лазить по домам. Почему так? Потому что там можно было сильно испачкаться в крови и прочем, а с тела кровь и грязь смывается намного легче, чем с одежды. Задача, которую он ставил перед собой, — быстро пройтись по всем двадцати четырём домам и собрать всё, что можно было бы продать на рынке в Венеции. Ну не оставлять же всё гнить вместе с незадачливыми хозяевами? Со слов братьев, деревня третий год копила шерстяную ткань собственного производства, дабы после окончания полевых работ отправить караван в Венецию на продажу. Эти слова очень быстро подтвердились. Ткань была около шестидесяти сантиметров в ширину, но её было действительно много. В каждом доме по двадцать-тридцать отрезов длиной по два десятка метров. Ткань была окрашена в зелёный цвет одного оттенка. Всего оказалось шестьсот два отреза. Но часть из них было испачкано или повреждено прошедшей ночью, так что забрать можно было всего пятьсот четырнадцать отрезов. Из них выросла небольшая горка рядом с разбитым Морриган лагерем, прямо на пустыре, посреди деревни. С деньгами в деревне было довольно скудно, так как жили крестьяне в основном натуральным хозяйством. Десяток денариев и сорок два обола — это всё, что смог найти Эрик, да и то почти вся наличность оказалась у священника и старосты. В самой церкви брать особо было нечего, она была бедна — две старые затёртые и весьма убогие иконы и несколько медных, посеребрённых ритуальных атрибутов. Гнать овец да коров в Венецию было делом довольно опасным, слишком много вопросов будут задавать. Лошадей было немного, и все довольно тощие, его кони были практически богами по сравнению с этими клячами. Ещё обнаружились обширные запасы сушёных трав и ягод, из которых Морриган набрала целую кучу, заявив, что её можно будет загнать аптекарям.
Смеркалось. Костёр превратился в тихо тлеющие угли, рядом с которыми лежали двадцать четыре факела, по числу домов. Эрик заставил всех помыться. К слову, братья, не привыкшие к его порядкам, малость обалдели, когда девчонка, совершенно не стесняясь, сняла с себя всю одежду и стала мыться. Славянин похмыкал и, положив им руки на плечи, спокойно объяснил, что это дело полезное и нужно для здоровья. Там, откуда он родом, таких вещей стесняться не принято. Да и чего тут стыдиться? Стыдно показывать уродство, а не красоту. В общем, все помылись, оделись, снарядились и стали проверять по последнему разу, всё ли в порядке в обозе, который немного разросся. В него включили две подводы об одном коне и пару запасных коней, которых привязали к подводам. За кучеров посадили Валентино и Винценто, Эрик ехал на коне свободно, а у Морриган с Остронегом было по два заводных коня, которых, впрочем, облегчили, переложив всю поклажу на телеги. В голове колонны двигались барон и ирландка, что следовала за ним в хвосте. Замыкающим каравана ехал, как и прежде, славянин.
Выехали по густой темноте. Пройдя пару миль, остановились в старом лагере, но не стали спешиваться. Эрик забрал двух заводных коней у дреговича и отправил того в деревню, завершить начатое дело. Спустя полчаса тот вернулся, а вдали бушевало огромное пламя большого пожара, который к утру оставит после себя лишь дикое по своему размаху пепелище.
Из-за подвод серьёзно снизилась скорость движения отряда. Так что следующую неделю они провели в дороге, пока наконец из-за горизонта не показался Местре. Коротко объяснившись с охраной на воротах, Эрик заплатил входную пошлину, ибо шёл с товаром. После чего их пропустили, и караван въехал на городские улочки. А оттуда переправились в саму Венецию, где традиционно разместились на небольшом и уютном постоялом дворе с незначительным количеством посетителей. Наш герой вместе с Морриган занялся обустройством полученной территории. Валентино был оставлен караулить товар во дворе, а Остронег с Винценто отправились на рынок подбирать и оплачивать место в торговых рядах, так как от ткани нужно было избавляться максимально быстро. Но как только все разошлись и Эрик с девушкой остался наедине, она решила отвлечься от уборки и поговорить с ним на довольно щекотливую тему.
— Я хочу с тобой поговорить, — сказала она, краснея.
— Ты уже говоришь, — улыбнулся Эрик.
— Понимаешь, мне несколько неудобно об этом спрашивать…
— Да ты не стесняйся, давай, я же не кусаюсь. — Он снова улыбнулся.
— Я тебе нравлюсь? — спросила она, и её щеки стали совершенно красными.
— Конечно нравишься. Зачем бы иначе я тебя оставил при себе? Ты сама по себе вполне смышлёная девчонка, в травах неплохо разбираешься и человек верный. А подвернётся ситуация — станешь замечательным врачом, вон как нашего любителя франков выходила.
— Прекрати. Я не об этом спрашиваю. Ты и сам это понимаешь. Ответь мне, я тебе нравлюсь как женщина?
— Хм… А с чего вдруг такие вопросы?