Эрик

Остронег немного помялся, но сдался и рассказал о судьбе своей «счастливой», как обретал счастье и терял его раз за разом, да не просто, а через смерть терял. Сначала родителей его половцы убили да сестрёнку в плен угнали. Он за ней пошёл, отбить пробовал. Пока отбивал — жену себе там нашёл, половчанку молодую. Вот втроём и возвращались домой. Вроде бы горе к счастью привело, но и тут судьба финты выкинула. Как переправляться стали через Дон, погоня их настигла от хана, у которого он сестру свою выкрал. Стрелять стали. Сестре в спину попали, так и сгинула в воде раненной. Но с женой ушли. Погоревали немного. Но горем жив не будешь — стали жизнь налаживать. Хозяйство завели. Ребёнка зачали. А как с большим животом уже ходить стала, лошадь померла у старосты. Он на жену, мол, она порчу навела, народ и поднял. Пришли соседи к ним вроде по-доброму, в гости. А как ввалилось в хату сразу человек шесть, тут его и зажали, а жену на улицу тащат. Вырываться пробовал, но крепко держали, чуть не удушили. А как отпустили, он на улицу выскочил и упал на колени. Эти ироды жену его, а она на сносях была, повесили прямо во дворе на яблоне. Тут он совсем озверел от горя. Всю ночь «в гости» ходил. У них отродясь хаты не запирали, так что он с топором зайдет тихонько, дверь за собой прикроет, и давай народ рубить. Ближе к утру порубил всю деревню. Никто не выжил. Никого он не пожалел, даже детей малых. Вроде и отомстил сторицей, а тяжесть не уходила. На рассвете похоронил свою любимую жену под той самой яблоней и пошёл блуждать по миру, куда глаза глядят. Голодал. Тяжело было. Приходилось и кору есть, и убивать за кусок хлеба, и воровать, и отбиваться от таких же, как и он, лихих людишек. А как в стольный град Константинополь пришёл, то запил крепко, благо с грабежами там легко и вольготно было. Как-то напился сильно, а очнулся в незнакомом доме. Как туда попал, не знает. Позже, как продрал глаза и кое-как пришёл в себя, вспомнил, что ночью какого-то грека от бандитов спас. А тот принял его себе на службу — мешки ворочать на торге. Не абы что, но зато стабильность какая-никакая. А через год грек, видя, что мужик он справный, перевёл в охрану, да и приближать стал. Учил его ратному делу, доспех с оружием доверил. Проникся к нему Остронег любовью сыновьей, так как один он был на свете, не к кому податься. А тут такое участие. Да и его не уберег — франки зарубили того человека, впрочем, он и сам чуть жив остался. Тяжело ему. Все, кого любил, все погибли.

— Никто рядом со мной не выживает, — сказал дрегович, тяжко вздохнул и снова поник головой.

— Знаешь, друг ситный, нечего тут печали разводить. Жизнь не бьёт только тех, кто уже мёртвый. Говоришь, что все гибнут, кто жизнь тебе доверит? Так это поправимо. Доверь свою жизнь кому-то, рок тебя и обойдёт. Я потихоньку дружину собираю, но людей абы каких брать не хочу. Мне нравятся крепкие люди. Что верность хранят своему слову, и в жизни, и в смерти. Но условие моё — любой мой приказ что приказ бога. Жизнь потеряй, но выполни. За это и я тебя не обижу. А не подчинишься, арканиться станешь, возгордишься — сам прирежу. Ты видел, я слов на ветер не бросаю. Ну как — пойдёшь ко мне?

Остронег медленно поднял голову и посмотрел своими небесно-голубыми, холодными глазами в глаза зелёные, горящие неукротимой, кипящей энергией. Смотрели они так долго. Молча. Их лица выражали спокойствие, а осанка расслабленность и грацию. Прошло несколько минут, прежде чем дрегович встал, не отводя взгляда, положил руку на плечо барону и сказал:

— Эрик, моя жизнь и судьба в твоих руках. Клянусь тебе в верности, что в жизни, что в смерти. Клянусь перед ликом предков моих, да услышит меня славный Даждьбог.

После этого он сделал шаг назад и поклонился в пояс. А наш герой получил второго человека в команду. В связи с чем весь следующий день ушёл на подгонку одного из французских хаубеков, что так и не были выставлены на продажу. Денег хватало, а вещи полезные, могут пригодиться. Да и спутников, которыми потихоньку обрастает Эрик, нужно снаряжать.