Ересь Робаута: Битва за Макрейдж (ЛП)

Эвокатий упорно сражался с Тетрархом — молодое ответвление генолинии Мстящего Сына против одного из величайших лордов Легиона. Он использовал все уловки, которые он накопил за свой долгий побег — и он накопил их много. Он метал бомбы, которые взорвались с пронзительным криком освобождённых демонов; он говорил слова силы, которые заставляли металлические стены изгибаться и трещать; он даже выстрелил из ружья, созданного для убийства бога-царя планеты. Но Тетрарх просто продолжал идти, никогда не замедляясь, никогда не ускоряясь, и любой нанесенный ему вред, казалось, исчезал, стоило Эвокатию лишь отвести от него взгляд. Когда весь запас уловок Завета завершился, он выхватил свой клинок — его самое старое оружие, поднятое с трупа Легионера, который пытался помешать ему убежать из биолабораторий, — и напал, крича от ярости, ужаса и ненависти. Тетрарх с легкостью отбил его атаку, разбив меч единственным ударом, даже не напрягаясь.

Сила столкновения сбила Завета с ног. Он повернулся, решив хотя бы увидеть свою смерть, и увидел, как бронированная рука монстра приближалась к его голове.

Эта рука была последним, что видел Завет перед тем, как его поглотила тьма.

На орбите сражение продолжалось, и, несмотря на потери, которые они понесли, звездолёты Калгара все ещё не позволяли добиться противнику полного превосходства в комоса, из-за чего армада Тёмного Крестового Похода не могла просто так разбомбить всю поверхность Макрейджа. Однако звездолёты, защищавшие планету, не могли контролировать все подлёты к ней всю планету, и один космический корабль, на котором были отчетливые следы влияния Тзинча, отделился от армады Тёмного Крестового Похода и направился к северному полюсу планеты. Над замерзшей пустошью, которая покрывала этот район Макрейджа, от звездолёта под названием «Зазывающий шепот» отделилось несколько самолетов, которые медленно и целенаправленно спускались к лишённым обороны ледяным равнинам.

На них летел колдун Хаоса, которого звали Обердей, Оракул Фароса, и его отряд из культистов Тзинча и Нерождённых. Оракул уводил свои силы дальше на север, прорываясь через воющий ветер, порожденный жертвоприношениями душ недостойных Темным Богам. Обердей прибыл на Макрейдж с одной и только с одной целью, и ничто не остановило бы его на этом пути.

Зов горел у него в голове.

Он слышал его постоянно, с тех пор, как его привели в Фарос и заставили слушать пси-маяк. Зов эхом отозвался внутри его черепа, ни на секунду не исчезая. Это был психический зов, маяк, который притягивал орду Великого Пожирателя из невообразимой тьмы за пределами света самых дальних звезд. Это был сигнал, который ознаменовал конец всей жизни в галактике, и он был достаточно громким, чтобы время от времени заглушать даже голос Тзинча.

В редкие моменты ясности Обердей знал, что он сошел с ума. Он знал, что его враги изо всех сил пытались найти смысл его поступков, и знал также, что они не найдут ничего, потому что его просто не было. Его рассудок перепрыгивал с одной цели на другую, чтобы просто занять себя и попытаться заглушить шум зова своими собственными мыслями. В других случаях его тянуло в ту или иную сторону, не зная, что он должен был делать, пока он не достиг своей цели. Его последователи думали, что он был таинственным и скрытным, чтобы не позволить предать себя, но на самом деле Обердей искренне не знал, что делал большую часть времени. Только после этого он понял цель своих действий, хотя была ли это действительная причина или что-то созданное его разумом для оправдания его собственного безумия, даже он не знал.

Но на этот раз все было иначе. Он знал, почему он прилетел в Макрейдж, почему он отозвался на призыв Гейджа, хотя его не пригласили. Пожертвованный Сын принял его присутствие настороженно, и Обердей знал, что за ним следят, на всякий случай. Это было прекрасно — его присутствие на Макрейджу действительно помогло бы делу Гейджа, хотя военачальник не мог этого предвидеть.

Повсюду вокруг Обердея и его отряда замерзшие опустоши северного полюса Макрейджа простирались от горизонта к горизонту. Явления, очень похожие на северные сияния, освещали небесах, и, когда облака расходились, в этом свечении можно было разглядеть ужасные формы. Кошмары Тзинча в свите Обердея болтали между собой, говоря о том, что Боги смотрят на них свысока с одобрением, с ненавистью или с тем и другим одновременно. Смертные культисты дрожали от леденящего холода — более половины из них уже погибли, их замерзшие тела остались на льду. Только Десантники Хаоса молчали, их болтеры держались наготове, зная лучше, что не стоит предполагать, что они в безопасности по той причине, что никакой непосредственной угрозы незаметно.

Без предупреждения Обердей остановился. В том месте, где он стоял, не было ничего особенного, но его свита не стала об этом спрашивать и по его жесту отступила назад, создав оборонительную позицию на некотором расстоянии позади него. Хотя вьюга ограничивала видимость, Обердей ощутил, как будто он остался наедине с шумом в своей голове.