Соперницей, чья длинная тень омрачила ее едва начавшееся замужество, была «пылкая красавица» леди Элизабет Монк семью годами старше барона, которая была замужем за ирландским аристократом и имела от него двух подросших дочерей. Ко времени женитьбы его светлости на Аугусте их внебрачная связь с Элизабет тянулась уже десять лет, он прижил с нею трех незаконнорожденных сыновей, а она хозяйничала в его загородном имении Салтрам под Плимутом как у себя дома. То есть, их связь никак нельзя назвать случайной или легкомысленной. Более того, к ужасу собственной сестры Джек (так звали Борингдона в семье) [53] хотел жениться на Элизабет, но та отвергала его предложения из опасения, что развод больно ударит по ее дочерям и мужу Генри.
Однако же она весьма болезненно восприняла решение Борингдона, который, махнув рукой на ее отказы, в тридцать два года обвенчался с юной невестой – по слухам, неимоверной красавицей с огромными синими глазами и к тому же дочерью влиятельного графа и обладательницей внушительного приданого милостью дедушки Роберта Чайлда. Особо страстным их роман, похоже, не был. Джек при внешней импозантности особыми чарами явно не обладал, раз часть современников обращала его фамилию в прозвище «Боринг Дон» [54]. С Аугустой он познакомился в 1803 году, живя по соседству с ее отцом на Беркли-сквер, а предложение ей сделал на следующий год, судя по всему, вскоре после ее дебюта в свете. Как минимум, достаточно убедительную видимость счастливой четы новобрачных они поначалу производили – на радость его родственницам и даже на зависть леди Элизабет. «По-моему, она все видит в ложном свете, и все ее желания и страхи напрасны», – сообщила леди Бессборо собственному любовнику и старому другу Борингдона лорду Левесону-Гоуэру в канун Рождества 1804 года. «Сердцем мне ее жаль, – добавила она, – ибо даже при всей решимости и благонамеренности ее ситуацию не исправишь, – она так и останется ужасной».
Леди Элизабет Монк в Италии за пару лет до романа с лордом Борингдоном, портрет работы ее подруги
И действительно, вопреки надеждам сестры Джека, придерживавшейся «решительного мнения, что это будет не ее [Аугусты] вина, если она не станет ему отменной женой», брат ее и после свадьбы расставаться со старой любовницей не пожелал. Слухи о неладах в семействе Борингдонов поползли первой же осенью после свадьбы, так что леди Аугуста, похоже, действительно узнала о продолжающемся у мужа адюльтере в первые же месяцы замужества. Всеведущая миссис Калверт тогда уже где-то прознала о том, что молодожены вот-вот расстанутся, правда, причиной называла не измену мужа, а то, что «она [Аугуста] говорит, что он с нею настолько суров, что жить с ним попросту невозможно».
Пересуды о состоянии взаимоотношений между супругами продолжились и весной 1805 года. «Имела на днях удовольствие лицезреть лорда Борингдона воочию, – сообщала лорду Гренвилю его мать леди Стаффорд. – По-моему, брак весьма пошел на пользу его прическе», – начала она с маловажного, прежде чем заявить: «…и выглядит он глубоко счастливым, как, говорят, и его женушка, хотя зависть, злоба и разочарование и сеют в последнее время о них прямо противоположные слухи», – вероятно, намекая на продолжающиеся происки леди Элизабет.
Впрочем, склонность леди Стаффорд развеивать слухи о неблагополучии у Борингдонов отнюдь не служила основанием для того, чтобы считать их совсем уж беспочвенными. По всем рассказам Аугусте приходилось много с чем мириться. Для начала с тем, что леди Элизабет оказалась не единственной женщиной на стороне в жизни ее супруга. Практически одновременно с первенцем от Аугусты, появившимся на свет в мае 1806 года, у Борингдона в Бристоле родилась дочь от балерины. Сколько у него еще было романов, история умалчивает. Но репутацию дамского угодника он снискал себе задолго до женитьбы, и по следам описываемой истории с побегом жены газеты пестрели сплетнями о его «пренебрежении ею» и «общеизвестной привязанности к другим особам».