Роман их зашел настолько далеко, опасалась Гарриет, что теперь ее будет «оскорблять всякое создание», если она отвергнет его, да еще и выставляя корыстолюбивым. Однако она была далеко не первой дебютанткой, чья помолвка разваливалась по финансовым причинам. У Эстер Аклом, принявшей в июне 1811 года прямо на концерте предложение Томаса Нокса, племянника мистера Калверта и наследника его титула виконта, помолвка к зиме была расторгнута по той же причине неспособности сторон согласовать брачный договор. И в их случае причиной стали изматывающие переговоры по финансовым вопросам: по осени семьи «голубков» были между собою «на ножах» по признанию миссис Калверт, которая к тому же пришла к выводу о том, что отец помолвленной мистер Аклом попросту человек крайне неприятный и обременяющей ее излишними хлопотами. «Так и держится за свои требования, – писала она в своем дневнике, – и это при том, что они значительно превышают возможности мистера К. по его нынешним доходам». Тут важно отметить, что ее свояк до сих пор не унаследовал от своего 82-летнего отца ни титула, ни состояния, хотя они ему и причитались. Не будь тот таким сказочным по тем временам долгожителем, брак между Томасом и Эстер вполне мог бы и состояться, поскольку уладить формальности было бы много проще. То ли дело герцог Бедфорд, щедро передавший еще при жизни своему сыну и наследнику лорду Тавистоку перед вступлением того в брак в 1808 году одно из своих имений в Бедфордшире с годовым доходом около 6000 фунтов, – такой суммы вполне хватило бы мистеру Аклому для снятия возражений против брака дочери, после чего у молодых не было бы оснований проклинать излишне крепкое здоровье зажившегося отца несостоявшегося жениха.
Но случилось так, как случилось, и, когда незадолго до Рождества 1811 года переговоры окончательно зашли в тупик, Эстер и Томас просто вернули друг другу портреты и письма, которыми обменивались в беззаботные дни ухаживания, и без видимых мук пошли дальше каждый своим путем – к превеликому восторгу семейства Ноксов. «В жизни не видела ничего равного поведению команды Акломов – с их мисс во главе», – иронизировала по тому случаю миссис Калверт. Однако у Гарриет подобные попытки просто разойтись с Чарльзом, как в море корабли, напротив, повлекли лишь усугубление бурлений. Похоже, ее отчаянное послание побудило лагерь Арбатнота резко пойти на попятную. Еще недавно настаивавшие «на решительной невозможности пожертвовать требуемым годовым доходом» ради достижения соглашения, – что с негодованием поминала им Гарриет, – жених с его поверенным вдруг с готовностью сообщили ей, что это «его ничуть не огорчит», поскольку «не пойдет в ущерб его детям [от первого брака]», и что он «с легкостью изыщет [средства на] страховку». Ошеломленная Гарриет даже не понимала, негодовать или радоваться. Поначалу вознегодовала: он же учинил столько трудностей, а они оказались «полностью воображаемыми», и вообще вел себя жестоко!
«Это истинная правда, что я обещала выйти за него», – писала она Веру, снова взявшему на себя миссию посредника, на этот раз по части передачи ее гневных упреков жениху, – и добавила, что, если бы Чарльз настаивал на выполнении клятвенных обещаний, которыми они обменялись, и она почла бы за честь сдержать свое слово. Но тут она с особой подчеркнутостью просила брата донести до понимания того, что угроза срыва была самым болезненным из всего, что он только мог ей причинить. «Все эти денежные дискуссии вызвали у него великое раздражение против моей семьи», – признавала она, отдавая себе при этом отчет и в том, что заключение брака между ними сейчас повергло бы в горе ее мать, а ответственность за это ей бы не на кого было возложить, кроме как на Чарльза. «Он разрушил былую сердечность моих отношений с родней», – сетовала она. Вот если бы им дали вступить в брак сразу и до начала всех этих переговоров. «Я с ним совершенно счастлива: он такой милый и замечательный, и я настолько к нему привязана, что иного и помыслить не могу», – признавала она же.
Понятно, что миссис Фейн и Каролина пришли в полный восторг от крушения этого романа, и Чарльз, заработавший себе своим поведением сомнительное звание «смертельного врага» Каролины, это прекрасно понимал. Когда Вер спокойно и вежливо предложил оформить расторжение неудачной помолвки «по обоюдному согласию сторон и во избежание взаимных неудобств», он, похоже, смирился с неизбежностью такого исхода, хотя и ответил с прискорбием: «Я люблю ее в этот момент намного больше, чем, вероятно, было когда-либо доступно пониманию любого из вас». Своей сестре Вер посоветовал прекратить «словесную войну», а после расторжения помолвки и возврата друг другу писем, безделушек и знаков внимания, «предать все это гробовому забвению», добавив, зная своеволие Гарриет: «…и больше никаких свиданий [с бывшим женихом] быть не должно!».