Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе

Подобная самонадеянность поразила Сару до крайности, но, как она сама призналась Бобу, также пробудила в ней любопытство и даже слегка польстила. С мистером Литлтоном она была знакома давно и виделась множество раз. Он был другом самого старшего ее брата лорда Элторпа. Остроумный. Красивый. Танцует, увы, не в такт. Что он собою являет за пределами лондонских бальных залов, она понятия не имела. Но ей пришла мысль – и отнюдь не самая неприятная, – что это вот самозваное пребывание его у них в гостях на море как раз и призвано устранить этот пробел.

Идея пришла в голову их общей приятельнице леди Мэри Худ [9], которая понемногу занималась сводничеством, ежесезонно смазывая скрипучие колеса механизма брачного рынка эпохи Регентства. Заметив, что Уильям в последнее время весь как-то завял, она убедила его довериться ей. Узнав, что причина его огорчения в отказе, полученном в ответ на его предложение от некоей леди, она призвала его не унывать, а сделать лучше предложение Саре. «Я знаю, что вы ей нравитесь, и уверена, что она его примет», – сказала ему Мэри. Вроде бы болтовня, но, поскольку она была вхожа в дом Спенсеров, вполне можно предположить, что успех она пророчила не только на основании того, что Сара в двадцать пять лет озабочена скорейшим улаживанием брачного вопроса, но и зная, что во всех отношениях приятный Уильям – всего лишь тридцатилетний и скорее ученый, нежели спортивный – способен покорить ее сердце всем тем, чего был напрочь лишен сэр Уоткин.

Это был далеко не первый и не единственный в эпоху Регентства роман, завязавшийся с подачи кого-нибудь из благожелательных друзей или родственников. На явным образом состроенные браки по расчету общество могло и ополчиться, однако имелась масса всяческих причин считать приемлемыми и даже разумными более мягкие варианты сводничества; самая очевидная из них состояла в том, что круговерть светской жизни на протяжении сезона и строгие социальные условности эпохи не позволяли паре свести сколь бы то ни было близкое личное знакомство, чтобы получше узнать друг друга.

На фоне безостановочного прибытия и отбытия гостей, мотающихся всю ночь между вечеринками, балами и раутами, Саре и Уильяму в тесноте душных залов и фойе при их мимолетных случайных встречах едва ли удалось бы пойти дальше обмена вежливыми любезностями. Конечно, в некоторых случаях это было даже к лучшему. «Когда нет времени на беседу, всякий мнится тебе приятным, – делилась с братом очередным циничным наблюдением Марианна Спенсер-Стэнхоуп, – а в модной жизни, поверь мне, воображаемое всегда предпочтительнее реальности!». Вот только для ухаживаний такая обстановка была далеко не идеальной. Уильям по первому суждению Сары был просто симпатичным на вид и острым на язык светским говоруном: «…невероятнейшая мешанина из блестящего юмора, детского лепета, легких фривольностей и вселенской широты сведений обо всем и вся, – и все это льется из него нескончаемым потоком как бы помимо его воли, будто из одержимого дикими духами», – так она это описала. Однако сам факт его дружбы с ее братом Элторпом, служившим для Сары эталоном мужской добродетели, был мощнейшим аргументом в пользу Уильяма и наводил ее на подозрения, что есть у него за душой нечто большее, нежели веселость и остроумие, являемые им на публике. «Рада буду по-настоящему познакомиться с лондонским красавцем, – писала она в предвкушении его визита, – ведь прежде мне подобной радости не перепадало».