Эпоха Отрицания

– Форклоу-лейн, – сказала Мэри, когда они выехали на неосвещенную улицу с обветшалыми, брошенными домами, наполовину скрытыми заросшими двориками. Высоченная трава и заколоченные досками двери вызывали в памяти сцены из постапокалиптических фильмов. Природа, поглощающая творения человека. Было жарко, и городской зной проникал в машину даже при поднятых стеклах. Подъехав к одному из таких неприглядных домов, спутница Ингрид остановилась и выключила мотор. В отличие от других, дверь здесь не была заколочена, и где-то в глубине тускло мерцал свет, отражаясь от зазубренных стекол разбитого окна.

– Можете войти, – сказала Мэри.

– А вы не пойдете?

– У каждого своя роль. Моя сейчас в том, чтобы переместиться из пункта А, отсюда, в пункт Б.

– И где же наш пункт Б?

– Ваша роль – войти в этот дом. Что потом? Это решать не Мартину. И не мне. Никому вообще – только вам. Помните это.

Ингрид выдохнула и лишь теперь, в наступившей тишине, услышала доносящуюся из дома музыку – короткие выпады панк-рока и выкрикивающий обвинения женский голос.

Мэри включила зажигание, и ее пассажирка вышла. Паркер хотела сказать что-нибудь, может быть, поблагодарить спутницу за поездку, удержать еще немного эту живую связь. Но машина уже тронулась, взяв курс на другое место, возможно, далекий город, где другая наивная американка – или американец – будут ждать ее, чтобы исчезнуть из своей жизни.

Ингрид осталась одна.

Она немного постояла, вдохнула слабый запах выхлопного газа и горячих шин, а потом прошла через решетчатую калитку и высокую траву и поднялась по ступенькам к алюминиевой двери. Постучать или просто войти? Женщина не знала. Но потом заметила ржавый дверной звонок, она нажала кнопку и услышала за визгом гитар и воплями трубы приветливую переливчатую мелодию. Секунд через десять томительного ожидания дверь рывком распахнулась, и перед ней предстал чернокожий парень, без рубашки, с четким рельефом мышц, блестящей от пота кожей и налитыми кровью глазами.

– Вы – Ингрид? – спросил он, и это прозвучало, как обвинение.

Она кивнула.

Парень посмотрел мимо нее в темноту пустой улицы и толкнул скрипучую сетчатую дверь.

– Заходите.

Паркер тоже бросила взгляд за спину и, на мгновение замявшись, переступила порог. Из задней комнаты доносилась музыка. В двух первых не было ничего, лишь голые стены со старыми ободранными обоями и пятнами подтеков.

– Кстати, я – Рэгги. – Молодой человек улыбнулся, протянул руку, и они поздоровались. Его рукопожатие было сильным и быстрым. Он провел вновь прибывшую в заднюю комнату, освещенную единственным напольным светильником, стоявшим рядом со старым бум-боксом – она не видела такого с девяностых. Сидевший у светильника Мартин Бишоп поднялся со складного стула и улыбнулся ей.

– Господи! – выпалила Ингрид, не думая. – Как приятно тебя видеть.

Она удивилась, но испытала облегчение, когда Мартин обнял ее. После долгого путешествия объятие воспринималось как что-то уместное, естественное.

– Решилась, – сказал он ей на ухо и предложил стул. – Проголодалась? У них на кухне есть пицца.

Потом он спросил о поездке. Паркер похвалила Мэри – так, как хвалят сотрудницу босса.

– А… Дэвид? – поинтересовался Бишоп.

– Не будем о нем.

Как воспринял это Мартин? Ингрид не знала. И тут же успокоила себя – разве это важно? «Решать только вам», как сказала Мэри.

– Ты уверена? – спросил Бишоп. Паркер посмотрела на него, и он поднял руки. – Я только к тому, что у нас нелегко. В данный момент все, что ты сделала, – это оторвалась от прежней жизни. Ты еще можешь вернуться, шагнуть назад. Если остаешься, то берешь на себя обязательство. И федералы будут смотреть на это именно так. Останешься – и ты уже в их списках.

– Расскажешь, какой у тебя план?

Мужчина прикусил губу. Помолчал.

– Если считаешь, что не готов мне доверять, то ладно. Я уйду, – сказала Ингрид. – Я приехала, потому что доверяю тебе, и я слишком взрослая, чтобы вступать в отношения без взаимности.

Мартин улыбнулся и потер лицо.

– Вообще-то, плана как такового нет. Сейчас нужно обеспечить безопасность всех наших людей. Мы не хотели бы все время скрываться.

Его собеседница удивилась.

– Я думала, это как раз часть генерального плана.

Бишоп снова улыбнулся и покачал головой.

– Этого хотел Бен. Настаивал, чтобы мы ушли в подполье. Создал структуру связи, позаботился о конспиративных домах, условных сигналах. Но использование такой структуры – исполнение фокуса с массовым исчезновением – означало переход к обороне. Бен доволен. Он считает, что прав.

Тут было о чем подумать, и теперь, в свете этого знания, ее собственный побег уже не выглядел столь блестящим.

– Сколько нас? – спросила Паркер.

– Несколько сотен.

– Сотен? Сотен исчезнувших, как я?

Мартин кивнул.