– Не бредь тогда. – Макс расправляет плечи. – Это ты уволок мою жену.
Борис улыбается тонкими бескровными губами:
– А вы деконструируете будущее человечества.
– Это роман, выдумка, понимаешь, роман!
Я отключаюсь от разговора, пытаясь сообразить, как же нам выбираться. У Розенблатт и Гамберотти хоть было что-то, их потом похоронят чуть не как Тристана и Изольду, с деревьями из могил. А наши бренные тела просто закроют прорыв, заземлят его.
– Вы действительно не видите? Действительно не понимаете? – Борис оборачивается ко мне.
Я мотаю головой, не отключаясь от своей темы. По идее, можно открыть выход прямо сейчас, но чем закрывать? Не хотелось бы очередной сексуальной революции в нашем мире.
– Дети, вы же разрушаете романы. Плохие, хорошие, посредственные. Все равно – литературу. Не даете определенному количеству людей прочитать и подумать. Ужаснуться. Переработать информацию, сделать выводы. Не захотеть жить в описанном мире. Или, наоборот, захотеть. Вы убили литературу.
– Пока она не убила нас! – орет Макс. – То, что ты описал – давно в прошлом. Сейчас никто не читает, чтобы сделать выводы. Все читают, чтобы не делать выводов, чтобы забить освободившееся время, понимаешь?! Понимаешь, откуда прорывы?!
– А ты весь такой с выводами, значит?
Макс вытягивает руку, чтобы выстрелить. Борис чуть смещается по нашей оси, и я понимаю, что произойдет через мгновение. Пуля попадет в меня, потому что кое-кто растворится в воздухе.
– Стой! – ору, вздергивая руку, выбирая не лучший вариант. Надо уходить с линии огня, а я трачу время на другое.
Мгновение застывает, размазывается в искусственном воздухе мира. Где-то вдалеке светят фары подъезжающих машин, капли падают за шиворот, бегут вдоль позвоночника. Тик-так. Сейчас мы просто пристрелим друг друга. Борис грустно улыбается – ни дать ни взять джокер. Локи. Демиург. Бог. Инь и Ян. Альфа и Омега. Откуда столько страдания во взгляде?
В воздухе гремят два выстрела, и я замираю, пораженная, с остановившимся сердцем. Борис отлетает с нашей хорды «Оливия – Макс», и на его груди расплываются два красных пятна. Справа на коленях, в измазанных грязью джинсах едет по инерции Гера. Совсем такой же, как обычно. Только за его спиной – непонятно как открытый прорыв. Волосы забраны резинкой, а виски и затылок по линии роста – бриты. В каждой руке по пистолету.
Время отмирает, он вскакивает на ноги, резкий, быстрый, в одно движение засовывает оружие за пояс, хватает нас с Максом – и увлекает обратно в прорыв. Последнее, что я вижу – подъезжающие машины и лежащее под дождем тело Бориса.
На одно мгновение минусовая температура обжигает мокрую рубашку, облепившую тело, но потом я сразу оказываюсь одета в куртку.
– Ну, слава богу, бля, – интеллигентно выдохнул Гера, и я рассмеялась. Снегу, свету фар внедорожника, Мишке, вылезавшему с водительского сиденья.
– Справились? – округлил глаза Макс.
– Ни черта мы не справились. Вот он – справился. – Я аккуратно толкнула Геру в плечо. – А мы бы с тобой перестреляли друг друга.
– Знаешь, я сообразил. Вообще не собирался стрелять.
Мне даже отвечать не захотелось, но надо было договорить.
– Не сообразил ты. Не ври хоть себе. Я попыталась бы снять Бориса раньше и не по той траектории, но…
– Но вы бы перестреляли друг друга все равно, идиоты убогие, – фыркнул Гера.
– Неужели всё? – невпопад спросил Макс, избегая смотреть на меня.
– Не всё. Во-первых, скажи спасибо, что я спасла твою курицу. Во-вторых, где тебя носило, пока я моталась по второй части в поисках выхода? В-третьих, ты ублюдок.
Я не заметила, как оказалась притерта к нему почти что вплотную. Голову пришлось выворачивать наверх: никаких каблуков и никаких поблажек. Смотреть впервые было не больно.
Макс сощурился – и на мгновение отвел глаза. Больше в этой истории не осталось ничего. Хорош Макс, да не наш. Первое впечатление – самое верное. Я развернулась и пошла к благоразумно убравшемуся подальше Гере.
– Ты поэтому никогда не деконструируешь?
– Почему? – спросил он как-то неловко.
– Да потому что ты Нео, твою мать.
– От Нео слышу.
– Но мир-то как закрыл?
– Не закрыл, а деконструировал.
– Издеваешься?
– Читать надо было, а не с Гамовым лаяться.
– Заткнись, Туров.
– Меня еще напечатают большим тиражом, да? – Он ухмыльнулся, открывая дверцу, и я устало обняла его в ответ.
Глава 42
Я зашла домой и обомлела. Везде горел свет. Я могла поклясться, что покидала темную квартиру последней, но к моему возвращению ситуация каким-то образом изменилась.
Помявшись мгновение в прихожей, мучимая воспоминаниями, я развернулась и уверенно направилась обратно. Дверь – ожидаемо – захлопнулась перед моим носом сама по себе, будто от порыва ветра. Другой вопрос, что никакой ветер не поднял бы тяжеленный массив, да и ясно все стало еще с порога.
Борис нарисовался в комнате, как фотография на бумаге при проявке. Укоризненно посмотрел на меня – и протянул руку. Я отпрянула. Бежать было бесполезно, но сдаваться не хотелось адски.
– Пойдем, – сказал он нетерпеливо и моргнул, как телевизионная картинка.
– Нет, не пойду.