– Да почему издеваемся, – спокойно проговорил Макс. – Вы с Микаэлой Витальевной стояли у самых истоков, ты – вообще уникум, Борь. А с нашей ситуацией никто не знает, что будет дальше.
– И вы возьмете… меня? – Ответа Борька потребовал почему-то не у Геры и даже не у Макса.
– Возьмем. С удовольствием, – твердо и даже строго сказала я.
Борька застенчиво и как-то с удовольствием пнул ногой по сугробу:
– А что с Кораблевым?
– Кораблев – бесспорный талантище, но мы что-нибудь придумаем, – облегченно рассмеялся белый-белый Гера. – Вон, у Оливина знаешь, кто папа?
– Я знаю, кто у Оливии папа, но понятия не имею, почему ты зовешь ее Оливином.
Гера даже фыркнул:
– А туда же, демиург называется.
– Да ну тебя к черту, – рассмеялся Борька, и я взглянула на Макса с надеждой.
Он улыбнулся мне, чуть приподнял за талию и поцеловал.
– Ты не представляешь, как плохо с этими двумя было работать сначала, – фыркнул Герман. – Но что будет сейчас, не представляю даже я. Пойдем, демиург. После Нового года на работу, если, конечно, не прорвет что-нибудь в праздники.
Эту тираду я выслушала вполуха.
– Еще телефон тебе покупать…
– Кнопочный! Кнопочный! – почти прокричала я, отрываясь от губ Макса. – Всем по «Блэкберри», потому что в опасной ситуации послать эсэмэс с айфона невозможно вообще.
Борька улыбнулся немного и снова пнул ногой снег:
– И если не соберется в гости Эйдан…
Я почувствовала, как вздрагивает под руками Макс.
– Ты на что намекаешь?
– Я ни на что не намекаю, Максим. Прямо говорю.
Я обернулась и посмотрела на него удивленно.
Белую Москву засыпал снег, мы шли к машине, и Борька наконец легко произнес:
– Да не было никогда никакого Эйдана Ноулза. Оливия вытащила его из книги.