Эпилог (СИ)

Откидываюсь на подушку и смотрю в потолок. И хочу крикнуть: жизнь прекрасна! Невыносимо, болезненно прекрасна. Солнце еще не показалось из-за кромки леса, но край неба посветлел, погасив точки звезд, поэтому рассветные сумерки наполняют комнату таинственностью. В сонной тишине алой зоны слышны соловьиные трели. Удивительнейшие мгновения. Непонятно, откуда, но неожиданно приходит музыка. Играет скрипка. Смычок ходит, извлекая ноты, и они переплетаются, смешиваются, взлетают и распускаются райскими цветами.

Это мое сердце. Оно поет, вторя соловьиным руладам. И я не удивлена.

На соседней подушке осталась вмятина. Вдыхаю запах, который вобрала наволочка, и укладываюсь на неё щекой, обнимая подушку и прижимая к себе.

В приоткрытую балконную дверь доносятся приглушенные голоса, и тянет сигаретным дымом. Вскакиваю, и наскоро напялив халат, выбегаю на балкон. Черт, снаружи еще не лето. Деревянный настил холодит босые ступни, и я встаю на цыпочки, поджимая ногу цаплей. Внизу Мэл и трое мужчин. Это охранники. Компания курит, переговаривается и тихо посмеивается. Один из мужчин — начальник охраны.

Мэл поднимает голову, а следом и его собеседники.

— Здрасте, — говорю растерянно. Мужчины смотрят с любопытством, но почти сразу же отводят взгляды. Я кутаюсь в халат. Майские утра в алой зоне — прохладные, но мне зябко не от свежести начинающегося дня, а от интереса, промелькнувшего в глазах охранников. Чистого мужского интереса, с каким оценивают женщину, с балкона которой только что свалился любовник.

— Эва, возвращайся в дом, — велит Мэл. — Всё в порядке.

— Ну что, идем? — спрашивает начальник охраны. Мэл бросает бычок в траву, и компания идет… не по дорожке к запасным воротам, а к крыльцу. К парадным дверям!

Вылетаю из комнаты, забыв закрыть дверь, и бегу по коридору. Вниз, босиком по лестнице. Кот несется следом, распушив хвост.

Не успеваю, не успеваю! Добегаю до кабинета и распахиваю закрывающуюся перед носом дверь. Здесь и Мэл, и охранники, и самый старший Мелёшин. Он при полном параде, но без пиджака. Совсем, что ли, не спит ночами?

Охранники покидают кабинет, а Константин Дмитриевич подходит к столу, обрезает ножницами кончик сигары и аккуратно прикуривает. Обогнув стол, устраивается с комфортом в кожаном кресле с высокой спинкой. Он выпускает дым изо рта и смотрит на нас.

Только теперь я замечаю, что стискиваю руку Мэла. Мой мужчина подпирает шкаф и поглядывает на старшего родственника с веселой ухмылкой.

— Ну-с, любезный, и каким словом предлагаешь назвать обезьянье лазанье по балконам дам? Решил податься в циркачи? Устроил ребяческое представление, пустил пыль в глаза надуманной ссорой. И Эву Карловну подначил. Что, терпежа нет?

Константин Дмитриевич зол, хотя и сдерживается. Его посмели обвести вокруг пальца, проигнорировав предупреждение о "конфетно-букетном" периоде.

— Это не он, это я! — заявляю горячо. От волнения комната пляшет перед глазами, но я полна решимости отстоять Мэла. Ведь из-за моей полиморфности его отчитывает глава клана и, возможно, накажет, потребовав кабальное обещание или клятву.

— Тише, Эва, — успокаивает Мэл. — Иди наверх, полежи. Еще рано. Успеешь посмотреть парочку снов.

— Нет, я с тобой.

— Эва Карловна, прислушайтесь к совету Егора и ступайте. А нам предстоит серьезный разговор.

Да, вежливый у Мэла дед. Интеллигент. Но сегодня в его руках семихвостая плетка и сталь в голосе. Любезности исчерпали себя.

Неуверенно смотрю на своего мужчину.

— Иди, Эва. Я позвоню, — успокаивает он.

Ухожу, оглядываясь напоследок. Мэл усаживается в кресло, нога на ногу. Прикрываю дверь и замираю в надежде услышать хоть слово. Глухо. В смысле, полная герметичность и полная тишина. Плетусь наверх, останавливаясь на каждой ступеньке, и Кот плетется по пятам.

Вот стыдобень! — вдруг доходит до меня. Нас застукали с поличным! Репутация невесты повисла на волоске, как и репутация благочестивой Зинаиды Никодимовны. Заодно под угрозой и репутация самого старшего Мелёшина, устроившего в своем доме гнездо разврата. А ведь мой отец ему доверял. Разрешил ненаглядной доченьке погостить в алой зоне, а оказалось, что у дочурки низкие моральные принципы. Я подвела Константина Дмитриевича. Он думал, что будущая невестка сына — настоящая леди, а на деле я не лучше базарной торговки. Может, признаться в двойственной сущности, пока мнение обо мне не упало ниже минусовой отметки?

Долго лежу в постели. Ворочаюсь, но мне не спится. Выхожу на балкон, рассчитывая поймать момент, когда Мэл пойдет по дорожке к запасным воротам. Ведь его машина осталась у леса. Мэл не появляется, и я вялой мухой собираюсь в институт.

И завтракаю неохотно. Аппетит, обычно пропадающий во время полнолуний, не спешит восстанавливаться. Наивная Зинаида Никодимовна с заботой в голосе интересуется здоровьем и состоянием отношений с женихом. Самого старшего Мелёшина нет, и его отсутствие радует. От стыда я готова провалиться сквозь пол, сразу в подвальную прачечную. Неужели мужчины до сих пор беседуют?