Эпилог (СИ)

— Во всяком случае, достаточно. На каждой странице атласа — Мелёшины, Мелёшины, Мелёшины…

— Хочешь знать, кому достанется наследство? — прищурился Мэл.

— Да погоди ты! Не прерывай. И нет, не хочу знать. А есть в вашей семье Каппонанне?

— Что за кракозябра? — изогнул он бровь.

— Гош, твое удивление неискренно. И ты знаешь о Каппонанне больше, чем хочешь показать. Я чувствую.

Мэл поджал губы.

— Ладно, угадала, — признал мою правоту. — Я знаю. Но в нашей семье его нет. Осел в чьей-нибудь частной коллекции. Почему вдруг возник интерес к камню? Хочешь подержать в руках?

— Не хочу! — вспылила я. — Спрашиваю просто так.

— Ну да. До сегодняшнего утра ты не слыхивала о нём. Зато на занятии сидела словно на иголках.

Да, сидела и кусала ногти. И едва дотерпела, когда "Эклипс" встанет на прикол у ворот института. Потому что жгло страшное подозрение, не давая покоя.

Не знаю, уместно ли спрашивать об охотниках и о членстве Мелёшиных в клубе. И расскажет ли Мэл? Или аккуратненько повыпытывать у Константина Дмитриевича? Нет, это глупая и наивная затея. Чем осторожнее я расспрашиваю, тем зорче бдит самый старший Мелёшин. Стоило заикнуться об угрозах Вадима, как он тут же сделал соответствующие выводы и обезопасил парня от моего синдрома. И услал к черту на кулички, куда не дотянется мой дар. А если бы не отправил в ссылку, кто знает, вдруг Вадим, возжаждав стать охотником, взял бы и просто-напросто отрезал мне палец, чтобы снять Ungis Diavoli? А что, синдром и мамонтов валил навзничь, а тут обычный парень с гонором.

— Гош, а зачем всё это? Собирать… Прятать… Бояться ножа в спину… Чахнуть как Кощей над златом… Оно того стоит?

— Ах, вот ты о чем, — протянул он. — Считай коллекционирование раритетов вложением капитала. Кто-то вкладывает в недвижимость, кто-то — в акции, а кто-то — в древности. Ну, и пригождается иногда.

Помню и поэтому отведу смущенно глаза.

— Гош, а если получается нечестно? Если убивают и отнимают или крадут?

"Может, и твоя семья использовала подлые способы, чтобы завладеть сокровищами?" — прозвучала недосказанность.

— Брать нечестно — как правило, чревато. Обычно владельцы накладывают смертельные проклятия для желающих поживиться. Так что нечестность выйдет боком, — усмехнулся Мэл. — Ну что, успокоилась?

Успокоилась. Вроде бы.

Но история Зинаиды Никодимовны долго преследовала меня, поселив в сердце грусть.

37

А за неделю до свадьбы наступило полнолуние. Уж Мэл давал мне наставления, давал. Уж заставлял повторять и репетировать. Всего-то нужно продержаться две ночи и денек промеж них.

Следуя плану, вечером мы поговорили на повышенных тонах, и Мэл уехал, подмигнув мне украдкой перед тем, как за ним закрылась с грохотом парадная дверь. "Крепись!" Изобразив меланхолию по поводу пустяковой ссоры и желание побыть в одиночестве, я отказалась от трапезы в малой столовой и попросила принести ужин в комнату. Зинаида Никодимовна озаботилась:

— Это неправильно. Я могу поговорить с Егором Артёмовичем. Нельзя же так… От переживаний заболят нервы.

Еле-еле мне удалось её отговорить, мол, пусть жених догадается о собственной толстокожести и без чужих подсказок. Краем уха я услышала, как самый старший Мелёшин успокаивал компаньонку:

— Не стоит встревать. Пусть разберутся самостоятельно. Чай, не дети.

А меня знобило и лихорадило. Закрывшись в комнате, я приняла препараты, заранее привезенные Мэлом, и встала под душ.

Вода — ледяная, но мне горячо, и пар поднимается от кожи. Зажмуриваюсь и закрываю уши руками, чтобы спрятаться от рези в глазах и от боли в барабанных перепонках. Разогревшаяся кровь мчится бурлящим потоком по кровеносным туннелям. Мышцы наливаются упругостью, сердце стучит в адском ритме. Там-там-там-там-там… Она просыпается и лениво потягивается.

— Помяни мое слово, эта девочка продержится в семье самое большее с год.

— А мне она нравится. Говорит "спасибо" и всегда здоровается.

Оглушающий фырк.

— Ну и что? На спасибе далеко не уедешь. Нужно быть леди, понимаешь? Это в крови. Вот супруга хозяина была настоящей леди. Королевой, не иначе. А какая ж из этой мышки хозяйка? Она и прикрикнуть не успеет, как сорвет голосок.

Затыкаю уши. Умолкните! Исчезните! Валите из моей головы!

Фу-у, что за вонь? Не знала, что говяжий бульон мерзко пахнет. Обязательно, что ли, варить на ночь глядя? Хотя мясо парное, мням. Вкуснее употребить его сырым.

Зажимаю нос и, не вытираясь, заворачиваюсь в одеяло с головой. Где-то рядом Кот, но мне не до него.

Тело горит. Хочется выгнуть спину и почесаться… вот хотя бы об косяк. И поточить ногти.

Зов вытягивает жилы в струну. Манит за собой, как сырный аромат — мышь.

Скрежет долбит по ушам. Нет, это тихое постукивание. Мэл бросает камешки в окно. Он подставляет лестницу, как уже делал однажды, и бодро взбирается по ней. Когда Мэл достигает середины, мои руки тянутся, чтобы оттолкнуть лестницу от перил. Прочь искушение! Бью себя по пальцам и убегаю в комнату.

Вот и Мэл. Закрыв наглухо балконную дверь, он швыряет сумку в угол и забрасывает подушки в ванную комнату.

— Ну-с, детка, я весь твой. И знаешь, успел соскучиться.