Эпидемия

Со времени той достопамятной беседы прошло примерно полгода. Поднявшись чуть свет, депутат Егор Ненахов подошел к зеркалу и потрогал свежий (вчерашний) синяк. Вспомнилось вдруг, что Ликургу за какой-то его закон спартанцы выбили глаз. Слава богу, у нас не Спарта. Неделька-другая — пожелтеет и сойдет…

Обкатывали на Егоре Петровиче вот уже второй законопроект. С первым (об административной ответственности за публичное отрицание ползучего эмпиризма) особых проблем не возникло: ходил по улицам, отрицал, бывал не раз за это задержан, штрафы платил с легким сердцем, зная, что все потом возместят (главное — сохранять квиточки). Прохожие, случившиеся на месте задержания, как ни странно, в большинстве своем сочувствовали нарушителю: депутат-то он, конечно, депутат, а молодец — глянь, системе противостоит! На ползучий эмпиризм замахнулся, знать бы еще, что это за хрень…

Однако возилось в душе испытуемого некое беспокойство: леший с ним с эмпиризмом, а ну как в следующий раз отмочат что-нибудь посерьезнее, почленораздельнее?

И месяц спустя отмочили.

Помнится, ознакомившись с новым законопроектом, Егор Петрович несколько даже обомлел.

— Не понимаю, — честно признался он, отняв от бумаги встревоженные глаза. — А тут-то я что должен делать?

— То же самое, — объяснили ему. — Соблюдать закон, нарушать закон… Все фиксировать. Потом представите экспертное заключение…

Вчитался еще раз.

— Как же его такой нарушишь?

— Да уж постарайтесь как-нибудь…

Стараться не пришлось. Как и в первом случае, формулировка была такая, что поначалу не разберешь, о чем вообще речь, но избиратели-то нынче вредные, въедливые — сквозь любую формулировку продерутся.

Продрались, пришли в восхищение — и началось…

…Испытуемый вынул сотовый телефон, выключать который ему теперь категорически запрещалось, посмотрел, сколько времени. До открытия супермаркета оставалось еще порядочно. Может, зайти в круглосуточный? Продавщицы там снулые, им бы сейчас смену сдать поскорей… А с другой стороны, злые — ночь не спали… Нет, все-таки лучше в супермаркет.

По условиям миссии Егору Петровичу надлежало ни в коем случае не сидеть взаперти и не менее трех раз в день посещать какие-либо магазины. Открыл аптечку, поколебавшись, сунул в боковой карман пиджака лейкопластырь. Вдруг пригодится…

Испытание законопроекта выпало на май месяц. Ах, если бы на декабрь! В декабре дни самые короткие… А тут семь утра — и уже светло. Выйдя из лифта на первом этаже, Егор двинулся было к металлической двери подъезда, но вовремя спохватился. Не будем повторять собственных ошибок — вполне вероятно, что на лавочке его и сегодня поджидают. Как вчера. Выбрался через черный ход, отомкнув его скопированным в домоуправлении ключом. Лифтер скопировал — за бутылку. Обратись Егор с этой просьбой сам, отказали бы наверняка.

Дворик был пуст, и все же испытуемый счел за благо покинуть его как можно скорее. Оказавшись на улице, приостановился, склонил голову и тронул кончиками пальцев лоб, словно бы что-то припоминая. За неделю этот несколько театральный жест стал уже привычным — таким образом Егор Петрович заслонял рукавом депутатский значок, пересеченный красной косой чертой.

Да, депутат, а неприкосновенности лишен — вот что она означала.

Постоял, прикинул, каким путем безопаснее достичь цели. Пожалуй, что любым. Всем некогда, все спешат на службу, по делам — вряд ли кто сейчас к нему привяжется.

Мысленно махнул рукой и двинулся напрямик, с опасливой завистью косясь на прохожих. Им-то закон был еще не писан…

* * *

Не повезло. У стеклянных дверей супермаркета ожидали открытия человек шесть. Вот делать нечего людям! Ну куда их несет в такую рань? Пришлось отступить подальше, ибо подлый телефон оповещал о его приближении всех и каждого шагов за двадцать.

Наконец створки раздвинулись, и Егор Петрович устремился следом за немногочисленными покупателями. Схватить со стенда что-нибудь не глядя (в данном случае под руку подвернулся пакет с петрушкой) — и стремглав к свободной кассе. Обычно Ненахову это удавалось — тут главное не дать кассирше опомниться, не дать ей взглянуть на дисплей предательски пискнувшего сотика.

— Девушка! Если можно, побыстрее! Жена послала — суп варит… — и добавил для пущей достоверности: — С фрикадельками…

Но та уже вынула свой гаджет и прочла сообщение. Далее с лицом ее случился, по выражению классика, ряд волшебных изменений. Равнодушно сложенные губы ожили, разошлись в мечтательную улыбку, брови вспорхнули. С нежностью кассирша взглянула на покупателя, тщетно пытающегося заслонить свой перечеркнутый депутатский значок. Попался, голубчик!

Механизм, выплевывающий чеки, немедленно заело.

У соседних касс тоже защебетали телефоны. Покупатели радостно засуетились, разворачивая тележки, — и вскоре за спиной Егора Петровича образовалась небольшая очередь.

— Вот так вот встанет один такой, — прозвучал задорный старушечий голос, — и жди его…

— Слышь… — озабоченно шепнул кто-то кому-то, вчитываясь в эсэмэску. — А чего это вообще? Прово… цирование… на противо… правные…

— Сейчас увидишь, — предвкушающе шепнули в ответ.