Эннеады

8. Нам кажется, что всякий, вдумывающийся в вопрос об участии материи в идеях, согласится с нашим воззрением, и не станет его оспаривать, как такое, которое допускает нечто невозможное. На наш взгляд, следует считать за вероятное и необходимое, что природа вещей вовсе не так устроена, чтоб особо... Такое представление на наш взгляд лишено всякого смысла, ибо какой тут могут иметь смысл такие представления, как особо, отдельно, вдали? А о том, уже и говорить нечего, что при таком представлении дела участие в идеях /всего телесного/ представляло бы нечто самое неудобопостижимое и неудобовыразимое. Между тем познано и выяснено оно может быть лучше всего посредством примеров и сравнений. И мы иногда употребляем тут выражение излучение, осияние, но мы усвояем ему здесь совсем не то значение, в каком употребляем его в применении к чувственным вещам, когда говорят, об излучении, исходящем из одного предмета в другие. так как материальные вещи суть образы, первообразы которых суть идеи, то и мы говорим, что они освещаются идеями, чтобы дать этим понять, что освещаемое есть нечто совсем иное и особое от того, что его освещает. Но чтобы быть вполне точными, мы должны к этому присовокупить, что идея вовсе не отделена местом от материи и вовсе не так отражается в материи, как телесный предмет в воде, что напротив материя отовсюду окружает идею, примыкает к ней, не касаясь ее /как внешней вещи/ и при такой близости, без посредства чего-либо третьего, вся воспринимает от идеи столько, сколько воспринять способна, между тем как идея при этом вовсе не распространяется по всей материи и не носится над ней, но не перестает пребывать в самой себе. Например, так как идея огня сама не находится в материи, и мы вследствие этого принимаем материю за общий субстрат всех стихий, то идея огня, не нисходя в материю, дает всей ей форму огня, делает огненной, после чего огонь /чувственный/, как имеющий в материи свой субстрат, является уже, как разнообразная большая или меньшая масса. То же самое применимо и ко всем так называемым стихиям. Итак, если этот единый идеальный огонь усматривается потом повсюду, где он отражает свой образ, то он производит это отражение себя в материи, не находясь в ином, чем она, месте на подобие того, как телесный предмет в чем-либо отражается, а иначе он весь был бы дан где-либо для нашего чувственного восприятия /на подобие предмета отражающегося в чем-либо/. Если же он весь является в каждом из многих своих образов, то это благодаря тому обстоятельству, что огонь /чувственный/ сам уже производит для себя места, между тем как идея его пребывает в самой себе /а не в каком-либо месте/, ибо становясь множественным, он необходимо разбегается /в пространстве/ и удаляется, хотя, став множественным, не перестает участвовать в одном и том же принципе /отражать в себе одну и ту же идею или форму огня/. Так как идея неделима, то она ни малейшей части самой себя не отдает материи, но не смотря на свое нераздельное единство, она не бессильна отпечатлевать форму свою в том, что само по себе чуждо ее единства / и представляет чистую разделенность, т.е. материя/ и становится присущей сразу всей вселенной не так, что одной своей частью формирует одну ее часть, другой - другую, но сама будучи целой, формирует сразу все и каждое порознь. Смешно было бы предполагать, что есть много идей огня, что каждый огонь образуется по особой идее; это значило бы, что идей /одного и того же содержания/ есть бесконечное множество. Да и как можно разделить друг от друга явления, производимые огнем, когда огонь /по своему субстрату/ есть нечто единое и непрерывное? Ведь если подложить под эту часть материи другой огонь и увеличить его, то разе можно сказать, что тут какая то совсем другая и иная идея /или ила/ огня действуют, а не та самая /одна единственная/, которая везде производит одно и то же действие?