Маша даже рассердилась немного. «Вы не хотели показать мне Годзиллу. Так нечестно!» Скрывать информацию от энигмастера – последнее дело. Для энигмастера, чтоб вы знали, информация есть основной инструмент профессии… В то же время ей хотелось крутиться в кресле и хлопать в ладошки, припевая: «Интересно, интересно, интере-е-есно!..», хотя обстоятельства к тому располагали менее всего.
По мере того, как Маша овладевала эмоциями, к ней возвращалось и критическое восприятие реальности.
Годзилла был плодом вымысла, кинематографическим монстром, что олицетворял собой неизжитую боль от ядерных бомбардировок и страх перед их повторением. Годзилла никогда не существовал в природе, да и не мог бы существовать по целому ряду причин, одна из которых заключалась в том, что живую тушу размером с небоскреб раздавил бы собственный вес.
«Неужели не Годзилла? – мысленно огорчилась Маша. – Какая жалость! Это было бы лучше всякого цунами…»
Тогда что же?
Она вспомнила о профессоре Танака. Его научный интерес был последней живой ниточкой, что в обход банального природного катаклизма вела к гигантскому чудовищу из старого кино.
Маша глянула на часы: времени было еще навалом. За сто десять спокойных минут ей предстояло найти в Глобале сведения о профессоре Танака и его трудах. И по возможности извлечь из них что-нибудь полезное.
Поиск начался с неприятного сюрприза. То есть, ученых с фамилией и даже именем Танака она нашла несколько тысяч, но никто из них не был криптозоологом. И не выглядел вожаком бандитской шайки.
Маша вдруг вспомнила: «профессор Танака» – такой был псевдоним у актера, игравшего упитанных злодеев-азиатов в классических боевиках. Поскольку у нее не было оснований отказывать современному тезке актера в специфическом чувстве юмора, Маша решила подойти к поискам более творчески. Криптозоолоогия – довольно экзотическая наука в эпоху, когда снежный человек находится под защитой природоохранных ведомств, морской змей плещется в гонконгском океанариуме, а посмотреть на конгозавра в природной среде на озере Теле организуются экскурсионные туры. Следовательно, по-настоящему увлеченными, а главное, фундаментальными исследователями в этой области могут быть единицы.
«Единиц», впрочем, тоже набралось не на одну сотню. Маша с любопытством вглядывалась в лица этих странных людей, словно бы освещенные изнутри огоньком фанатизма. Кем же еще можно быть, чтобы искать то, что давно уже найдено, и радоваться обнаружению в добром здравии какого-нибудь гигантского геккона, на самом деле – не слишком крупной, но крайне скрытной ящерки, что считалась вымершей вот уже несколько сотен лет?!
Впрочем, круглая физиономия Дзюнъити Хисамацу, доктора биологии из университета Тохоку, даже в таком странноватом обществе сохраняла свирепое выражение. Маша не завидовала его студентам. Она только не поняла, зачем ему скрывать свое подлинное имя под псевдонимом, если в Глобале так просто докопаться до истины. Возможно, здесь была замешана еще какая-нибудь местная традиция. Например, для каждого рода деятельности – свой псевдоним. А для семейного, к примеру, круга – настоящее имя. Но возникал вопрос, что было для Хисамацу-сэнсэя семьей – уж не синдикат ли Кодзима! Тоже интересно, но могло подождать…
У профессора Хисамацу отыскалось три больших монографии, а также не менее полусотни статей, и все на японском языке. Маша уже начинала жалеть, что так легкомысленно отнеслась к расширению своих лингвистических познаний. Встроенный переводчик как умел справлялся со своими обязанностями, но иногда плоды его трудов были поливариантны и взаимоисключающи, как то: «давно вымер (вар.: недавно вымер)… пятнистый императорский кот (вар.: полосатая самурайская собака)». Да и перлов хватало.
Маше все сильнее казалось, что она громоздит глупость на глупость, что ищет в прекрасно освещенной комнате большую черную кошку, которая даже и не думает прятаться. Сидит, вылизывает лапу и поглядывает на Машины потуги с общеизвестной кошачьей иронией.
Только она совсем не черная. А перламутровая.
Кто-нибудь встречал в природе перламутровых кошек?
Переводчик как раз споткнулся на очередном заголовке, мучительно выбирая между «жемчужный» и «перламутровый». Все потому, что ему нужно было как-то пристегнуть этот эпитет к существительному «гора».
Маша со вздохом пресекла его страдания и прочла что получилось. «Жемчужный Утес в мифологическом дискурсе эпических повествований малых островов Родины Солнца на примере «Кайдзю-моногатари» и ряда несистематизированных источников». Хотелось верить, что Хисамацу-сэнсэй хотя бы сам понимал, о чем его исследование. Или переводчик умничал, что тоже не исключалось.