Энигмастер Мария Тимофеева

– Я не туша, – сказала Маша обиженно. – Я худею. Вот уже второй день.

– Кстати, а куда подевался первый? – меланхолично вопросил в пространство второй день со своей полки на стеллаже.

– Я тут, – с живостью объявил первый день из тумбочки с ненужными вещами, словами и понятиями. Он определенно был счастлив, кто хоть кто-то о нем вспомнил. – Есть вопросы?

– Нет, просто желал бы оценить личные перспективы…

– Это невозможно, – воскликнула Маша, возведя очи к потолку, на котором вольготно угнездился Морфей. – Наступит наконец тишина или нет?

– Мяу, – не сдержал дурных привычек будильник, которому показалось, что про него все забыли. И, как выяснилось, сделал это на свою голову. Буквально.

Тишина с некоторым даже злорадством наступила будильнику на пушистую круглую башку. Это было не больно и не опасно: ступни у тишины были большие и круглые, как у слона, но сделаны из стеганой ватной перины. Главное было обеспечить звукоизоляцию. Все еще более старательно изобразили послушание. Кто-то свернулся клубочком так, что даже нос наружу не торчал. Кто-то зажал рот ладошками. С тишиной связываться было себе дороже: хорошо, если просто наступит. А ведь может и придавить! Недаром говорится: гнетущая тишина…

Наслаждаясь минутами покоя, Маша приводила себя в порядок возле зеркала. Ей очень не хватало зубной щетки и туалетного мыла. Но одно из предыдущих, как водится – непопулярных, решений Императора было продиктовано забастовкой диких вепрей, отказавшихся поставлять щетину в промышленных масштабах для нужд гигиены. Аргументация использовалась простая и очевидная: дергать больно. Даже дикому животному не нравится, когда его заживо ощипывают. И все было бы ничего, но за вепрей вступилось Общество охраны животных. Его функции выглядели туманно: не то общество охраняло животных, не то животные объединились в охранное общество и предлагали свои услуги всем желающим. Во всяком случае, консьержем в доме, где жила Маша, трудился немолодой гималайский медведь Квайджиюань. Судя по нашейному медальону, он состоял в Обществе едва ли не от рождения, а обязанности его сводились к тому, чтобы спать непробудным сном поперек входа в подъезд. Некоторые несведущие гости принимали консьержа за причудливый коврик, вытирали ноги и нисколько не удивлялись тому обстоятельству, что коврик мерно вздымается и храпит. Так или иначе, Общество обладало немалым влиянием, интересы животных защищало весьма последовательно и непримиримо, не страшась прекословить даже Императору Вселенной. Что же касалось мыла, то его было в избытке, всех сортов и разновидностей, по самой простой причине: оно категорически отказывалось мылиться. Согласно разъяснениям самого мыла, процесс намыливания и смывания приводил к необратимой утрате эго-идентичности. Против иных способов своего употребления мыло не возражало.

Маша плескала в лицо водой из рукомойника, устроенного под особым отверстием в потолке. Через отверстие точнехонько в рукомойник поступала вода из Небесной канцелярии. Каждое утро, по строго заведенному расписанию, над городом, мыча и брыкаясь, бродили стаи туч, а мелкие канцелярские клерки в чинах не выше коллежского регистратора доили их прямо на бегу. И это выглядело не в пример лучше, чем было летом, когда воду выдавали по талонам сухим пайком, как хочешь, так с ней и обходись. Этим утром вода лилась теплая, с легким лимонным привкусом: такое случалось, когда тучи приходили с востока, откуда-нибудь из Китая. Иное дело с запада – нефтяной привкус и жирные примеси никому не доставляли радости.

«Очень удачно, что вечеринка не оставила в доме никаких следов, – безмятежно думала Маша. – Явилась в сменной обуви, нигде не натоптала… Соседи снизу не жаловались. Впрочем, как и сверху, и сбоку. Пробовали, правда, наябедничать исподволь по гипотенузе, но довольно скоро отступились. Согласна, не самая лучшая идея приглашать в гости носорогов, но, по крайней мере, те не лезли ни в буфет, ни в бутылку. Хуже того могла быть только идея со слонами. Никто же не говорит, что, мол, ваши гости топочут, как носороги, все почему-то по большей части сравнивают неуклюжих танцоров со слонами. Или с медведями. Но вот уж кого-кого вчера не было, так это медведей. Если не считать Квайджиюаня, который как дрых подле входа, так до сей поры и дрыхнет. В бутылку, между прочим, набилось полным-полно всяческого вздорного народу, но ее вовремя удалось закупорить. Кое-кто нес чушь, и в конце концов ее набралось столько, что пришлось поделиться с соседями. Остальные гости вели себя прилично, никто не безобразничал, не бил посуду. Посуда уже грозилась, что однажды соберется с духом и даст сдачи. Дух, правда, отрицал, что с ним велись подобные переговоры, но кто же поверит сущности, лишенной материальной оболочки? И я опять забыла выяснить, какой он именно дух – русский, изгнанья или противоречия? Уж точно не святой… Было весело».