Энигмастер Мария Тимофеева

Час назад мини-блимп, получивший неофициальное наименование «Клапауциус», покинул негостеприимные ландшафты Бханмары. Он направляется к Санграмике, соседней планете, где по словам Гарина развернут резервный жилой модуль на случай внезапного Машиного исцеления. «Клапауциус» летит в субсвете, по траектории светового луча. По правде сказать, он уже почти долетел.

Перед тем, как эвакуироваться, Маша в последний раз, и впервые по собственной воле, использовала богатый функционал пыточного кресла. Под руководством совершенно растерянного Инквизитора она забрала у себя солидную дозу венозной крови («Больше нельзя, юная леди, не то вы начнете падать в обморок, а это, если я что-то понимаю в выражениях женских лиц, не входит в ваши планы…»), аккуратнейшим образом переместила ее из стерильных емкостей медицинского агрегата в несколько инъекционных капсул. Следуя указаниям доктора Клэнси («Надеюсь, вы отдаете себе отчет в своих действиях, юная леди… вижу, что пребываете во власти иллюзий целесообразности…»), Маша поделилась с Гариным своими нанорепликаторами через периферическую вену. Гарин выглядел ужасно… но хватит об этом. Ей стоило немалых усилий спокойно сидеть и ждать, пока капсулы опустеют. Но гемотрансфузия не терпит суеты… За Машиной спиной, стараясь не производить лишнего шума, Мистер Паркер собирал в пустые коробки из-под медицинского оборудования те вещи, которые, по его мнению, представляли хотя бы какую-то ценность: Машины одежки, записи от руки и с регистраторов, «вечные» батареи от приборов системы жизнеобеспечения («Мистер Паркер, нам не нужны лишние батареи. Там, куда мы направляемся, есть свои, и они такие же вечные». – «Прошу прощения, мэм, ничего не могу поделать с укоренившимися привычками создавать запасы…»). Самым сложным было напялить скафандр на бесчувственного Гарина. Намного сложнее, чем на манекен во время тренировок. Несмотря на полное непротивление, Гарин оказался весьма строптивым манекеном. Ужасно тяжелым и с чрезмерным количеством конечностей. Мистер Паркер бросил свои попытки украсть из модуля все, что только можно, и пришел на помощь. Их возня на короткое время вернула Гарина в сознание. «Зачем ты так поступаешь со мной?» – спросил он жалобным шепотом. «Затем что я злобная бессердечная тварь, – отвечала Маша, пыхтя и сдувая с носа жесткую прядь. – И я не дам тебе спокойно умереть…» Она покидала модуль, служивший ей прибежищем все эти дни, безо всяких сожалений, не оглядываясь. В полной темноте, светя под ноги, чтобы не споткнуться на случайной кочке. Мимо нелепого, никому не нужного вымпела. В пустоте и холоде. Как усталый, но не растративший боевого духа солдат выходит из вражеского окружения. За ней мелкими шажками, навьюченный коробками, спешил Мистер Паркер. Скафандр с Гариным внутри он нес на вытянутых руках – легко, словно тряпичную куклу, и в то же время чрезвычайно бережно. Пармезан не подвел: «Клапауциус» беспрекословно впустил их в кабину, залитую нервически мигающим синим светом, а когитр счел за благо приветствовать: «Добро пожаловать на борт, господа». Голос у него был в точности такой же, как у бедолаги «Трурля» – лирический тенор без эмоций.

От двух «галахадов» в кабине не повернуться. По этой причине Мистер Паркер даже предпринял было попытку героического самопожертвования. Он вдруг изъявил категорическое намерение остаться на Бханмаре, дабы не причинять никому излишних неудобств. Попытка была грубо пресечена. «Энигмастеры, подобно газу, способны заполнить собою всякий свободный объем, – объявила Маша. – Роботом больше, роботом меньше – значения не имеет. Зато вообразите, какой просторной покажется нам новая обитель!» Теперь они утрамбованы здесь, как маринованные помидоры в банке. Все, что может себе позволить Маша, – это изредка коситься в сторону Гарина. Истекает шестой час болезни. Критическое время достигнуто. Она не знает, что с ним происходит. Пляшущая линия на экране общей телеметрии показывает, что он жив. Только и всего. Если бы Маша верила в бога, то молилась бы. Ей остается лишь надежда, что умные и дерзкие нанорепликаторы уже огляделись, приспособились, многократно размножились и начали свое тихое доброе дело.

«Улетай. Улетай».

Что означали эти слова? Она может лишь гадать, была ли то осмысленная подсказка или всего лишь отклик на какие-то видения в горячечном сознании. Если верна ее догадка и кванн действительно привязан к собственной локации, как паук к паутине, все, что от них требовалось, – это вырваться из паутины. Или, как вариант, покинуть зону действия гравитационного поля с аномальными характеристиками. Следуя логике этой гипотезы, кванн должен был остаться на Бханмаре. Весь, до последней частички. Никакое гравитационное поле не тянется клочьями за вырвавшимся из него объектом.

Между прочим, аларм-детекторы молчат уже сорок минут. И синий свет тревоги давно уже сменился на уютно-желтый.

Острые пики ломкой линии на экране становятся положе, сглаживаются, сходят на нет. Очень скоро линия распрямится вовсе.

– Нет, – шепчет Маша.