Энигмастер Мария Тимофеева

Пока Маша умывалась, зеркало по дружбе экономило ей время: отражение старательно расчесывало спутанные со сна волосы и заплетало в мелкие косички. Из волос выпорхнули ночные бабочки скучных серых расцветок и даже одна небольшая птичка, которая, похоже, и сама не понимала, как там оказалась.

– Это правда? – строго спросила Маша.

– Что – правда? – отражение прикинулось непонятливым.

– Что птичка ночевала в моих волосах?

– Конечно, нет! – захихикало отражение. – Я пытаюсь тебя развеселить. Ну как, ты готова?

– Готова, – ответила Маша.

– Меняемся местами?

– Угумс… Подожди!

– Ну что еще? – нахмурилось отражение.

– Ты там, у себя, умывалась?

Отражение всплеснуло руками:

– Подружка, ты невыносима! Ты там, у себя, совсем одичала! Разумеется, я умывалась. Дважды! Причем, заметь, с мылом! С бархатным, вкусно пахнущим лесными ягодами, янтарного цвета с перламутровым отливом! А волосы, – отражение нарочитым жестом откинуло тугую прядку со лба, – волосы я сегодня вымыла шампунем «Поцелуй сиамской кошки»…

– Хорошо, хорошо, – Маша примирительно выставила перед собой ладонь. – То, что ты несносная хвастушка, я уже запомнила. Какая у вас погода? Мне брать зонтик?

– Я занят, – немедленно отозвался из-за шкафа зонтик. – Играю с обувным рожком и чесалкой для спины в покер. Ты и представить не можешь, каково садиться за карты с такими партнерами! У каждого покерфейс, один хлеще другого…

– Но у меня нет игральных карт, – запротестовала Маша.

– Уже есть. И лучше тебе не знать, из чего они сделаны!

– Не волнуйся, подружка, – веселилось отражение. – У меня найдется все, что душе угодно. Ты забыла? И зонтик, и обувной рожок, и чесалка для игры в покер. Все, кроме дождя. Ну так что, меняемся?

– Угумс.

Перед тем, как нырнуть в Зазеркалье, Маша мимолетно вспомнила, что не одета и босиком. Но по ту сторону зеркала это было абсолютно неважно.

Дзынь!.. и вот она в другом мире.

Или в своем собственном?!

Это был вопрос вопросов. И она не уставала им задаваться всякий раз, когда менялась местами, ощущениями и смыслами с собственным отражением.

Из зеркала за ее спиной доносились приветственные крики: «Алоха, намастэ, шалом, давно не виделись! Чмоки-чмоки! Мя-а-а-аууу! Что новенького, что старенького?..» Смущенно улыбаясь, Маша пересекла свою в этом мире комнату-студию, показавшуюся ей необъятной, по направлению к другому зеркалу, обычному, без фокусов. Все было хорошо, здесь отражение не обмануло. Она была умыта, причесана, облачена в деловой костюм: карминные блестящие шорты с буфами и легкий стеганый камзол-жиппон под горло, черный, как межзвездный эфир. Кое-кому взбрело на ум, что неплохо было бы сегодня обернуться мальчиком-пажом из сказки о Золушке… Ко всему этому безобразию полагался бархатный берет – большой, как пицца, и такой же информационно насыщенный. Одно фазанье перо чего стоило. «Ужасно, – шептала Маша, прикладывая берет к своим косичкам. – И пора со всей ответственностью начинать худеть… Нет, я красивая, я самая красивая… Но какая беспощадная, бескомпромиссная, пошлая театральность!»

Видел бы ее Эварист Гарин! Хотя… учитывая его пристрастия к парадоксам, не исключено было, что ему бы понравилось.

Как же все-таки легко было отвыкнуть от собственного дома! И всякий раз приходилось привыкать заново. В этом деле запахи были лучшие помощники. Машин дом был наполнен собственной атмосферой, в нем пахло сушеными яблоками, старинными книгами, забытой на туалетном столике косметикой, амулетами из дальних миров.

А по ту сторону зеркала… Были там свои запахи? Наверное, были. Уж и не упомнить. Но коль скоро от дома с той стороны зеркала так просто отвыкнуть, значит, и это тоже был ее дом?

Порой мир выглядел слишком сложным для женской головки. Хотя бы даже самой умной. А главное – вымытой с шампунем «Поцелуй сиамской кошки» и аккуратно заплетенной в миллион мелких косичек. Между прочим, по старинке, пальцами. Под плетение косичек всегда очень хорошо думалось.

Интересно, о чем думало отражение, возясь с косичками?

Маша вышла на веранду. Здесь обнаружилось, что отражение не упустило шанса хотя бы в чем-то соврать: моросил дождик. За отражением всегда наблюдались наклонности к незлобивому вранью. Хотя это был и не дождик даже, а так, морось, мельчайшая водяная взвесь в прохладном чистом воздухе. Громады далеких небоскребов таяли в радужном мареве. Браслет на левом запястье по первому же мысленному требованию выдал точное время. Никакого там мяуканья и своевольных шатаний по потолку… Все же, приятно было сознавать себя пунктуальной. И дело иметь со столь же пунктуальными коллегами.

Потому что с последним биением браслета откуда-то из влажного поднебесья на веранду бесшумно свалился парусник. Не слишком большой, как раз чтобы вписаться в интерьеры, но, как ему и полагалось, с раскинутыми на манер парусов декоративными панелями алого цвета.

– Вот, я пришел, – сообщил Пармезан, улыбаясь от уха до уха. – Узнала ли ты меня?

– Счастье сидело в ней пушистым котенком[24], – подхватила Маша. – А ты умеешь произвести впечатление!