Эмма и Cфинкс

– Для удовольствия, Саша. Для удовольствия. То, что происходит в голове у человека, когда он понимает связь между фрагментом и целым… Когда он прослеживает закономерности… когда он понимает что-то такое в миро­устройстве, о чем почти все догадываются, но никто не может сформулировать… Дух захватывает, как на амери­канских горках. Это лучше, чем конфеты, уж поверь.

Молчание.

– Что молчишь, Саша?

– Ничего… Я бы…

– Ладно. Давай, что там у тебя.

– У меня… да мне теперь неудобно. К вам со своей задачей приставать…

– Не стесняйся. Зачем-то ты мне позвонил…

Вздох.

– Ну, в общем, так. Из пункта А вышел поезд со скоростью вэ-один, а через три часа ему вдогонку вышел второй поезд со скоростью вэ-два, когда второй поезд догонит первый, если известно, что…

* * *

Асфальт подернулся ледяной корочкой. Светофор не работал. Эмма потопталась на краю тротуара, покрутила головой, то и дело упираясь носом в опушку мехового капюшона, и рысцой двинулась через дорогу.

«БМВ» вылетел из-за припаркованного грузовика. Вернее, не очень-то вылетел – просто явился Эмминому боковому зрению, и что-либо менять было уже поздно. Водитель ударил по тормозам – большая черная машина заскользила, пошла «юзом», толкнула Эмму в бок. Эмма шлепнулась на очень холодный и очень твердый асфальт, а машина продолжала двигаться. У Эммы перед глазами имелся кусочек мостовой с примерзшим к ней сухим бе­резовым листочком. Эмма успела мрачно подумать: ну, все.

Машина остановилась. Эмма прекрасно понимала, что колени ободраны и что колготки, надетые сейчас под джинсами, придется вы­бросить. И снова подумала, еще более мрачно: ну, все. Ее схватили под мышки. Кто-то что-то бормотал, при­читал и даже как бы жалобно подвывал; обернутая лицом к небу, она увидела над собой большого и очень огорчен­ного человека. Человек был в пиджаке и при галстуке, причем галстук – ярко переливающийся в свете фона­рей – выбился наружу и мотался на ветру, почти касаясь Эмминой щеки.

– Как ты? Что ты?!

Эмма скосила глаза. Нижняя ее половина пребывала под машиной – зрелище не для слабонервных. Человек со свободным галстуком перехватил Эмму по­удобнее – и выдернул из-под машины. Эмма впервые почувствовала боль – вытаскивая, он прищемил ей нежную кожу под мышкой.

– Отпустите, – сказала она и встала на ноги.

Ноги тряслись, подгибались, но держали. Он уставился на нее, как… За всю Эммину жизнь еще не было случая, чтобы на нее так смотрели. Это была адская смесь ужаса, мольбы, раскаяния и надежды. И еще – в этих глазах было что-то, напомнившее Эмме са­наторного мальчика Данила. «Так ты… тетя?!»

– Скорость нечего превышать, – сказала Эмма сердито.

– Я не превышаль, – тихо возразил человек со свободным галстуком.

Он был высокий – Эммины глаза были на уровне его нагрудного кармашка.

– Да все со мной в порядке, – сказала Эмма уже не так сердито.

Высвободилась из его рук (в облачке хорошего одеко­лона) и, хромая, побрела к тротуару. У обочины собрались зеваки. На мостовой за «БМВ» выстроились машины – сигналили, требуя дать дорогу. Тот, кто сбил Эмму, потрусил к своей машине. Вско­чил за руль, дал газ; вот мерзавец, подумала она отстра­ненно. «Я не превышаль..»

Теперь, спустя несколько минут после инцидента, пришел страх. Потемнело в глазах; Эмма стояла, вцепив­шись в ствол чахлой липы, пережидая головокружение. Ничего…. Сейчас темнота разойдется, и она пойдет домой… Ничего… Куртка с меховым капюшоном смягчи­ла удар головой… А колени – ерунда, заживут…

Ее крепко взяли под локоть. У стоящего рядом были широко распахнутые, наив­ные, очень голубые глаза. Сквозь темноту, сгустившуюся вокруг, Эмма ничего, кроме глаз, не видела, оттого ей ка­залось, что незнакомец напялил маску Зорро.

Его звали Михель, и он был сотрудник австрийского посольства, не очень высокопоставленный, хотя и не из последних. Он был так потрясен и убит случившимся, что в конце концов Эмме пришлось его утешать. Когда она в третий раз повторила, что не собирается жаловаться в посольство, обращаться в милицию, вообще давать делу ход – он воззрился на нее удивленно и оби­женно:

– Я… не о том вольнуюсь. Я мог человека убить! Я тебя пораниль…

Эмма замолчала, озадаченная, а Михель добавил тихо:

– Я бы с ума сошель.

– Ну ничего, – сказала Эмма, лихорадочно пытаясь подобрать простые и в то же время не очень глупые слова.

– Ничего же не случилось… страшного.

– Ты так летела, – сказал Михель с суеверным ужа­сом.

– Я же легкая, – возразила Эмма. – Я летела не пото­му, что ты меня сильно ударил.

В машине у Михеля работала печка. Полчаса они сиде­ли, успокаивая друг друга, а Михель пытался унять трясу­щиеся руки; наконец, машина двинулась – со скоростью раненой черепахи. Михель отвез Эмму домой. В квартиру она его не пустила. Застеснялась. Михель записал ее телефон и дал ей свою визитку. Ми­хель попытался было дать ей денег «на лечение» – но она сделала вид, что не поняла, и он, сконфузившись, в свою очередь сделал вид, что просто протирает купюрой вспо­тевший лоб. Она совершенно простила его. Уж очень он был забав­ный.

* * *