Эмма

Фрэнк Черчилль выложил буквы перед мисс Фэрфакс. Она окинула их взглядом и принялась составлять слово. Фрэнк сидел рядом с Эммой, Джейн – напротив них, а мистер Найтли мог со своего места наблюдать за ними всеми. Он старался увидеть как можно больше, при этом не выдавая своего пристального внимания. Джейн отгадала слово и с едва заметной улыбкой отодвинула буквы. Ежели она хотела их перемешать и скрыть от остальных, то ей следовало смотреть на стол, а не напротив. Буквы, разумеется, не перемешались, и Харриет, которая с готовностью пыталась отгадать каждое новое слово и ни одного еще не отгадала, пододвинула их к себе и принялась думать. Она сидела рядом с мистером Найтли и обратилась к нему за помощью. То было слово «промах», и когда Харриет с восторгом сообщила разгадку, лицо Джейн зарделось, выдавая, что для нее оно несло тайный смысл. Мистер Найтли связал это с историей про сон, но как так вышло – понять он не мог. Как утонченность и осмотрительность его любимицы могли ее подвести? Он опасался, что эти двое состоят в довольно близких отношениях. На каждом шагу его, казалось, окружали лицемерие и обман. Буквы были всего лишь орудием изворотливых ухаживаний. Детская игра, призванная скрыть другую, более сложную игру Фрэнка Черчилля.

С возмущением продолжал мистер Найтли наблюдать за юношей, с большой тревогой и недоверием – за его обеими ослепленными собеседницами. Он увидел, как Фрэнк Черчилль подготовил короткое слово и с лукавым видом передал его Эмме. Эмма быстро его разгадала и нашла в высшей степени занятным, хотя и сочла необходимым осудить, сказав:

– Кошмар! Как вам не стыдно!

Мистер Найтли услышал, как Фрэнк Черчилль, взглянув на Джейн, произнес:

– Давайте покажем ей, я покажу?

И так же отчетливо он услышал, как Эмма с улыбкой в голосе отвечает:

– Нет-нет, не надо, не стоит.

И все же Фрэнк Черчилль поступил как ему вздумалось. Этот щеголь, который, казалось, умеет любить без чувства и располагать к себе без труда, пододвинул буквы к мисс Фэрфакс и с наигранно сдержанной учтивостью предложил их разгадать. Мистер Найтли, исполненный любопытства, при удобном случае бросал взгляд на буквы и вскоре понял, что это «Диксон». Джейн Фэрфакс, кажется, разгадала слово одновременно с ним. По всей видимости, для нее эти шесть букв в таком порядке несли еще и скрытый смысл. Они явно ее раздосадовали, но, подняв взгляд, она увидела, что за ней следят, густо покраснела и сказала только:

– Я не знала, что можно загадывать имена собственные.

Джейн несколько сердито отодвинула от себя буквы, не намеренная больше играть в слова. Она отвернулась от своих обидчиков в сторону тетки.

– Да, верно, милая, – воскликнула та, хотя Джейн ничего не говорила. – Я как раз это и собиралась сказать. Пора нам домой. Вечереет, и бабушка нас уже, поди, потеряла. Сэр, премного благодарны. Но пора нам прощаться.

Джейн, как и ожидала ее тетя, тут же была готова идти. Она немедленно встала, желая выйти из-за стола, однако все вокруг тоже вдруг задвигались. Мистеру Найтли показалось, что он видел, как к ней судорожно пододвинули еще одно слово, однако Джейн решительно смела буквы в сторону, даже не взглянув. Затем она принялась искать свою шаль, Фрэнк Черчилль тоже ее разыскивал, смеркалось, в комнате ничего было не разобрать, и как они распрощались, мистер Найтли не видел.

Он остался в Хартфилде после того, как все гости ушли, полный мыслей о том, что увидел. Наблюдения настолько его разволновали, что, когда к ним с Эммой внесли свечи, он решил, что обязан – да, именно обязан – как ее друг, ее встревоженный друг, дать Эмме намек, задать ей кое-какой вопрос. Предупредить ее, в каком опасном положении она оказалась, – его долг.

– Эмма, – начал он, – позвольте мне спросить, чем же так позабавило вас и задело мисс Фэрфакс последнее предложенное вам слово? Я его видел, и мне любопытно теперь, как для одного оно может быть столь занятным, а для другого – огорчительным.

Эмма сильно смутилась. Она ни за что не хотела объяснять все как есть: хотя ее подозрения и не исчезли, ей было стыдно, что она вообще с кем-то ими поделилась.

– Ах, это! – воскликнула она в очевидном смятении. – Это пустяки, просто одна наша шутка.

– Кажется, – мрачно заметил он, – смешно было только вам и мистеру Черчиллю.

Он надеялся, что Эмма что-нибудь ответит, но зря. Она старалась чем-нибудь себя занять, лишь бы не говорить. Мистер Найтли сидел некоторое время в нерешительности. В его голове вереницей проносились мрачные мысли. Вмешаться?.. Но что толку? Эмма смутилась, она в некотором роде признала их с Фрэнком Черчиллем близость. Следовательно, она влюблена. И все же он не может молчать. Он обязан все ей сказать, обязан рискнуть и дать непрошенный совет, лишь бы уберечь ее от опасности. Лучше навлечь на себя гнев, чем потом жалеть о своем молчании.

– Моя дорогая Эмма, – сказал он наконец с искренним благодушием, – как по-вашему, правильно ли вы понимаете степень знакомства между тем джентльменом и той дамой?