Элвис жив

– Не стремайся, бро, мы не станем тебе мешать, – пообещал Бакс. – Просто мне очень интересно, чем все это закончится.

– Чем это может закончиться? – сказал недовольно Максим. – Известно, чем. С вами или без вас, я все равно буду вспоминать. И рано или поздно вспомню.

– Нет у тебя «рано или поздно», – отозвался Элвис. – Ты должен найти ответ на первую загадку до конца дня.

– О как! А если?.. – Максим не договорил.

– А если не найдешь, завтра не услышишь вторую. Так и будешь мучиться. Но дополнительного времени на воспоминания тебе никто не предоставит. Одна загадка – один день на правильный ответ. Поблажек не дают никому! Тут тебе не экзамен в начальной школе, когда учителя закрывают глаза на твои ошибки, чтобы ты не потерял веру в себя. Тут, старик, все по-взрослому.

Отвечать на это было нечего. В конце концов, не гид определяет правила здешних игр. И потому остается только подчиняться.

Следующие несколько часов прошли в очередных попытках нарыть в памяти нужную тему. Воспоминания приходили легко и свободно. Как морские волны, накатывающиеся на береговую кромку. Беда была лишь в одном: вспоминалась любая мутотень, но только не пресловутый старый ключ.

Не было в жизни Максима больше никаких старых ключей. Сплошняком – новые. И ничего поделать с этим было нельзя. Старые ключи обитают только в знакомых с детства местах. А он постоянно мотался – сначала по столицам, от одной съемной хазы до другой. А потом и по всей стране-матушке…

Но делать было нечего. И он продолжал вспоминать. 

* * *

Когда Максим в очередной раз вышел из задумчивости и посмотрел на часы, стрелки «романсона» показывали уже восемь вечера. На поиски отгадки оставалось не так уж много времени.

Он опустил руку и только тут обнаружил, что в номере царит полумрак.

Оказывается, кто-то занавесил окно черной тканью. По всей видимости, Элвис. Позаботился, чтобы праздничное солнце не отвлекало подопечного от воспоминаний. А может, чтобы попросту не мешало спать – и Элвис, и Бакс, прислонившись друг к другу головами, беззастенчиво дрыхли в креслах.

Максим встал с кровати, обошел эту сладкую парочку, приблизился к окну и чуть приоткрыл самопальную штору. В номер проник свет солнечного дня. Однако парочка не проснулась.

Максим снова посмотрел на циферблат. И ужаснулся – было без десяти минут полночь. Дорога от кровати до окна заняла почти четыре часа. Или он, сам не заметив, тоже придрых на некоторое время.

Это уже не имело никакого значения. Была самая пора сдаться, выставить из номера этих придурков и по-настоящему лечь спать, рассчитывая на то, что утро вечера мудренее и в аду.

Он опустил штору. В номере опять стало потемнее.

Но тут нахлынули новые воспоминания, от которых он напрочь забыл о временной просрочке. 

* * *

Утро после ночи, которую он провел не в зале с дедушкой, а в спальне родителей. Именно туда его, сонного, почему-то перенесла мама.

Папа, вернувшись с ночной смены, шепотом спрашивает ее:

– В котором часу?

– Без десяти двенадцать, – отвечает мама, и плечи ее вздрагивают.

Они направляются в зал. Максимка плетется вслед за родителями. Почему-то ему очень страшно.

В зале, на своем диване, возле стены с фотографиями, лежит дедушка. Длинный, в белой рубашке, черном костюме и темно-синем галстуке. Так он одевался, когда ходил с внуком на праздничную демонстрацию весной и осенью.

Максимка ждет, что дедушка встанет и они отправятся праздновать. Шагать в колонне радостных людей и кричать «Ура!»

Но дедушка почему-то не шевелится. В его сложенных на груди руках горящая свечка. Отец Максимки забирается на стул, открывает старые настенные часы с маятником, переводит стрелки и останавливает маятник. Отныне на часах всегда без десяти двенадцать. И они больше никогда не будут бить…

Несколькими годами ранее.

Летнее воскресное утро. Все вокруг наполнено солнечным светом. Такое ощущение, что дома ждут гостей. Как бывает перед Новым годом… Но перед Новым годом Максимку непременно отправляют спать, а сейчас день. И дедушка торжественно заводит часы старым ключом. Максимка наблюдает за его действиями – он уже знает, что только благодаря дедушке и его ключику часы живут. А если не завести – очень скоро остановятся…

Несколькими годами позже.

Похороны деда. Сумрачный осенний день. Идет мелкий дождь, будто сама природа оплакивает потерю. Отец Максима кладет в гроб деда старый ключ. Тот самый, благодаря которому жили часы…

И тут воспоминания оборвались. В мозгу родились картины, свидетелем которых Максим не был и быть не мог – жил уже в столицах.

Картины катились сплошной лентой – как в кино.

Вот чистенькая и абсолютно ухоженная могила деда – с уже установленным памятником и бетонной скамеечкой… Вот у могилы собираются родственники, разливают по граненым стаканчикам водку, поминают усопшего, смеются, что-то рассказывают друг другу… Вот могила постепенно зарастает – сначала травой и бурьяном, потом густыми зарослями кустарника…. Вот памятника на старом кладбище за городом из зарослей уже почти не видно. На том самом кладбище, где он и сам лежит с нынешнего дня…