В дореволюционные времена среди русских купцов бытовала поговорка: «Голове подсказывает карман». Как ни удивительно, но, разваливая советскую империю, демократически избранные главы союзных республик (еще раз замечу: почти все они в недавнем прошлом возглавляли региональные компартии), сами того не понимая, руководствовались этой стародавней формулой купеческой рациональности. Их головам тоже подсказывал карман. А подсказывал он, в общем-то, незатейливую мысль: если сохранится союзное государство с его бюрократией, тогда Горбачев и его люди сформулируют правила, по которым повсеместно будут осуществляться рыночные реформы, стержнем которых является приватизация. А что это значит? Что большая часть собственности, ее самые лакомые куски окажутся в кармане у ставленников союзного Центра.
Лишь только дело коснулось дележа всего того, что было создано трудом многострадального советского народа, между коммунистическим Центром и, по сути, все еще коммунистическими региональными элитами возникло неразрешимое антагонистическое противоречие. Лидеры Центра продолжали руководствоваться обветшалыми догмами, тогда как продвинутые регионалы уже мечтали о рынке «для своих». Их интересы не сводились к общему знаменателю. В этом смысле СССР был обречен.
А что было в головах у людей из низов? Происходившее в стране обескураживало, причем даже тех, кому был не по душе «братских народов союз вековой». Люди не могли понять, что происходит: большинство на референдумах голосует за сохранение Союза (даже Украина, и та «за»), а он рассыпается, как карточный домик, и непонятно, по чьей воле и чьей вине. Но это еще не самый главный парадокс того времени. Был и похлеще – среднестатистический советский гражданин, уже размечтавшийся о собственности, но не имевший к ее дележу ни малейшего отношения, с одной стороны, боялся распада страны, а, с другой, надеялся, что после того, как «от нас отвалятся все нахлебники», жизнь станет богаче. В умах воцарилась сумятица. Она и развязала руки правящим верхам, одержимым дележом собственности. В этом смысле СССР был обречен.