Елизавета I

О безопасности же и говорить не приходится. А ведь Бедингфилд не только тюремщик, отвечающий за то, чтобы принцесса никуда не сбежала, он и жизнь ее охраняет. Между тем ее здесь так же легко убить, как и королеву в Лондоне, и Бедингфилда чрезвычайно смущало то, что во всем доме ему удалось разыскать всего четыре надежных дверных замка.

Вообще замок пришел в такое состояние, что было непонятно, как там можно жить. Лишь домик привратника, выстроенный в царствование деда Елизаветы Генриха VII, был пригоден для жилья. В одной из трех комнат (примыкавших к часовне) разместились стражники, оставив, таким образом, Елизавете и ее спутникам залу заседаний, декорированную в готическом стиле, да небольшое помещение по соседству. Здесь, посреди мебели и гобеленов, присланных королевой Марией, под резными потолками из ирландского дуба, покрытыми, как и в большой зале приемов в Хэмптон-Корте, голубой краской и позолотой, Елизавете предстояло отбывать, возможно, пожизненную ссылку.

День ее начинался с рассветными лучами, освещающими гобелены и золотые звезды, которыми был расписан потолок. Елизавета поднималась, одевалась, шла в часовню и, помолившись, посылала за Бедингфилдом либо его помощником лордом Чандосом, которые должны были сопровождать ее в прогулке по саду. Обед подавался в полдень и проходил с некоторой торжественностью, хотя когда Корнуоллис, главный камердинер Елизаветы, попросил Бедингфилда застелить стол скатертью с вензелями (символ королевского достоинства), последний ответил отказом. Таких распоряжений от Совета он не получал.

Долгими дневными часами принцесса беседовала с приближенными, главным образом с Елизаветой Сэндс, своей любимицей, которая была постоянно рядом с ней в Тауэре, а теперь делила неволю в Вудстоке. Затем читала (хотя строгую цензуру Бедингфилда проходили лишь немногие книги), либо вышивала, либо просто погружалась в свои печальные мысли. Современные историки утверждают, что в один из таких моментов, раздумывая над тем, что ведь у королевы нет никаких доказательств ее вины, Елизавета взяла алмаз для резки стекла и нацарапала на подоконнике пару строк:

Подозрений много — подтверждений нет,
Несть числа вопросам — но один ответ:
Долго шли в неволе дни Элизабет.

Но хотя никаких доказательств вины Елизаветы не было и быть не могло, подозрений с нее пока никто не снимал. В самом конце XVI века, когда история пленения Елизаветы уже вошла в народную мифологию ее царствования, один немецкий путешественник, оказавшийся в Англии, переписал несколько строк на латыни, которые принцесса будто бы нацарапала на ставнях. Выдержаны они в звучных дактилических гекзаметрах — Вергилиев размер. В стихах оплакивается «неверная судьба», отнявшая у автора все радости жизни и поставившая ее в совершенно жалкое положение. Безвинная, она лишена свободы, в то время как иные, настоящие преступники, заслужившие смерть, разгуливают на воле. В последней строке заключен вызов, даже угроза. «О Юпитер, — взывает автор, — притупи оружие моих врагов, и пусть они почувствуют жало моего копья!»

В Вудстоке сохранились принадлежащие Елизавете английские переводы апостольских посланий Святого Павла. На полях там сделана запись, бросающая свет на внутреннее состояние узницы. «Я нередко забредаю в чудесные поля Святого Писания, где подрезаю-срываю сладкие травы предложений, читаю-смакую их, раздумываю-пережевываю и, в конце концов вновь собирая воедино, откладываю в ларец памяти. Вот так, припадая к нектару, я облегчаю себе горечь своей несчастной жизни». А на уголках шелкового переплета книги золотом вышито: «Небо — мой дом», «Иисус — свет жизни», «Блажен тот, кто познал глубины Писания, превратил их глагол в дело». На форзаце — золотая звезда, вписанная в круг, и внутри слова: «Vicit omnia pertinax virtus. E.C. (Elisabetha Captiva)» — «Истинная добродетель победит все. Елизавета-пленница».

В пять пополудни у Елизаветы вошло в привычку снова вызывать Бедингфилда и отправляться на очередную прогулку по саду; при этом он держался на почтительном расстоянии, Елизавета же то останавливалась, погружаясь в глубокое раздумье, то, напротив, энергически ускоряла шаг. По возвращении с прогулки подавали легкий ужин, за которым скорее всего следовала вечерняя молитва. Затем Елизавета отходила ко сну, предоставляя своим спутницам заняться стиркой нижнего белья (это был единственный предмет гардероба, который не «проходил через руки» Бедингфилда или кого-нибудь из его помощников. Согласно правилам, «белье принцессы надлежит передавать в прачечную через фрейлин Ее Высочества»).