Елизавета I

Да, но что же могло останавливать Гардинера, разумеется, помимо стремления избежать волнений среди горожан? Впрочем, это был серьезный резон. Упрямые лондонцы только и искали возможности как-нибудь выразить свои чувства любимой принцессе. Любой неглупый горлопан может вывести на улицы сотни, если не тысячи людей. Как-то ранним утром, когда Совет собрался на очередное из своих бесчисленных говорений, а Ренар только хмурился, думая о том, насколько же непредсказуемы англичане, в городе поднялся шум. В мгновение ока распространился слух, будто в одном большом доме мужчине и женщине явился ангел.

Ангела было не видно, говорил он сквозь стену, но сомнений в том, кто это, не возникало — до слушателей доносился поистине «высокий», божественный и в протестантском духе глагол. «Боже, храни королеву Марию!» — воскликнули мужчина и женщина. За стеной — молчание. «Боже, храни миледи Елизавету!» — произнесли они. «Быть по сему!» — донесся торжественный ответ. — «Что такое месса?» — «Идолопоклонство», — возвестил ангел, вызвав крики ликования успевшей собраться у дома толпы.

К полудню эта история распространилась едва ли не по всему городу, и адмиралу Хауарду вместе с Пэджетом и капитаном королевской гвардии пришлось вывести на улицы конные отряды, дабы предотвратить настоящее шествие. Мужчину и женщину, якобы общавшихся с ангелом, схватили, и тут же голос умолк. Ясно было, что народ подстрекают в пользу Елизаветы и Кортни, «восстанавливают против королевы, возмущают покой в королевстве, зовут на улицу еретиков». Елизавете все было известно, и оставалось только надеяться, хотя эта надежда с каждым часом становилась все более призрачной, что на крайние меры королева не пойдет.

Подошло время отъезда Марии. Елизавету как минимум следовало препроводить в надежное место. Кто возьмется за это? Члены Совета все как один уклонялись от выполнения этой миссии. Слишком уж сильно притягивала принцесса изменников. Препроводить можно куда угодно, но где гарантия, что вернешься в целости и сохранности? После бурной дискуссии было принято единодушное решение: Елизавету следует поместить в Тауэр.

Официального обвинения в измене ей не предъявили, да и вообще никаких обвинений не было, однако же, услышав, что ее ожидает, Елизавета, должно быть, пришла в ужас: Тауэр — это смерть.

Весть принес сам Гардинер. Его сопровождали девятнадцать членов Совета. Он начал с перечисления косвенных доказательств ее участия в заговоре, Елизавета же с замечательным — особенно если учесть три недели болезни и постоянного нервного напряжения — достоинством отклоняла все обвинения. В конце концов «после продолжительного разговора» Гардинер объявил ей высочайшее повеление: Елизавета будет препровождена в Тауэр.

Это потрясло ее до глубины души, сердце отчаянно забилось, сдавило грудь, и тем не менее Елизавета внятно выразила свой протест. Я ни в чем не виновна, говорила она, и я уверена, что и ее величество в этом не сомневается, и не может быть, чтобы она, с ее положением, ее представлениями о чести, платила мне за верность такой черной неблагодарностью.

Ответ был суров: изменить ничего невозможно, королева непреклонна, место Елизаветы в Тауэре. Лорд-канцлер и советники удалились, «надвинув шляпы на глаза».

Отлаженный механизм развенчания был приведен в действие незамедлительно. Слуг Елизаветы перевели в одну комнату, у дверей поставили стражу. Шестерым из них, впрочем, позволили и далее выполнять свои обязанности — вместе с еще шестерыми, по выбору самой королевы, — остальным же было запрещено даже приближаться к своей госпоже, а вскоре их и вовсе уволили.

Собрали всю дворцовую стражу, часовых расставили и в апартаментах принцессы, и в помещениях для слуг, и снаружи. В ту бессонную ночь, когда Елизавета ожидала перевода в тюрьму, в главной зале Вестминстерского дворца вовсю пылал камин — огонь его согревал многочисленных солдат; снаружи, образовав каре, застыли сотни стражников в белых плащах — высокорослые, плотные северяне; они не сводили глаз с дворца в ожидании утра, когда пленницу переведут в Тауэр.

Сопровождать Елизавету в это зловещее место предстояло двоим членам Совета — Винчестеру и Сассексу. В долгие ночные часы ей было о чем подумать. В голове теснились вопросы: что это, решение самой Марии, или ее сестра просто уступила сладкоречивому, но коварному посланнику Карла V, или, что всего вероятнее, послушалась всесильного лорд-канцлера? Надо увидеться с Марией, надо посмотреть ей в глаза, ведь, что бы там ни творилось ее именем, сестра — человек с мягким сердцем.