Молниеносные копья пробивали головы, пронизывали тела, соединяли заражённых вместе: пригвоздив их к друг другу.
Этот процесс не прекращался, кровь поднималась и копьями обрушивалась на врага беспрерывной чередой смертей, сплошная стена из копий падала, как пули из пулемёта.
— РООООАААА, — прогремел командный вопль из чрева бездонной ямы заражённых, глаза всех заражённых окрасились фиолетовым, они начали разбегаться с зоны поражения копий, гиганты брали за ноги пузатых, раскручивали их и бросали в воздух — сотни взрывоопасных шаров плоти полетели в Грога, они ярко взрывались, извергая фиолетовое пламя.
Грог мигом перестал испускать копья, и начал стремительно набирать высоту, но взрыв одно шара плоти задел его ногу, она сгорала в фиолетовом пламени, — Я ДО ТЕБЯ ДОБЕРУСЬ УРОДЕЦ, И СНИМУ ЗАЖИВО КОЖУ, — Грог секирой отрубил себе ногу, из раны потекли струйки крови, которые витками создали новую.
Летающие твари несли в лапах огнедышащих заражённых, те плевались шарами огня прямиком, в Грога, твари не летели кучными стаями, а действовали умно, разрозненными группами заходя с разных сторон.
Грог маневрировал в воздухе уклоняясь от сгустков пламени, но они всё-таки попадали в большие крылья и массивное тело: оставляя дыры в крыльях и страшные ожоги на теле.
Демоническая форма грога схлынула, он обратился дряхлым стариком, седые волосы растрепывались потоками ветра, а морщинистое лицо перебывало в зверском оскале. Два чёрных крыла из дряхлой спины, и огромная секира в костлявой руке диссонировали с образом старика.
— Меньше не значит хуже, — пошёл от поступью небесной на врага, крылья хлопнули воздух, и тело старика размылось, оставив остаточный образ — стайка заражённых тут-же взорвалась кровавым туманом.
Вспышки кровавого тумана вспыхивали в небесах, словно твари рассыпались поражённые цепной молнией, остаточный образ Грога оставался возле каждого взрыва!
Несколько коротких мигов и с авиацией врага покончено, Грог парил на одном месте, ловко поддерживая тело неспешными взмахами крыльев, его взор устремлений в червоточину, из которой расползалась орда, — Не хотелось терять сувенирчик, но иного выхода нет, — Грог завёл секиру за спину, его дряхлое тело ожило, жилистые мускулы распустились на нем, как утренние цветы после долгой ноги, — ВОЙНА в нашей плоти. ВОЙНА в нашей крови. Таков удел Кровавого клана! — говоря свои слова Грог напитывал секиру манной, её оголовье пылало утренней звездой, жар уже давно спалил седые волосы, обжёг кожу и сварил плоть, но воитель улыбался, он метнул своё оружие.
Секира гонимая силой вечного и манной внутри, летела с немыслимой скоростью, жар разносился на многие мили, как и свет от пылающего оголовья секиры, она развеяла собой смрадные тучи; и врезалась в сердце червоточины.
Прогремел взрыв, что сопровождался кольцами взрывной волны, которая сметала из этого мира все следы бытия заражённых, они сгорал даже не успевая моргнуть глазом.
Земля чуть-чуть вибрировала, а огонь вздымался в небеса, больше не смыть запах горелой плоти с падшего города звёзды.
Глава 60 Тропы зла. Часть 3.
Грог парил в небесах, жар от взрыва достигал его ступней, он обжигал разорванные ботинки, что подарила дочь. Его яростный взор устремлён на тонущий город, который захлёбывался в чуме, а под злобной гримасой скрывалась тень усталости, — Слишком много манны я потратил, — слетели уставшие слова с губ старика.
Он вложил в эту атаку невероятное количество манны, теперь она на своём исходе.
Глаза созерцали за бегущими людьми и уезжающими конвоями.
Пламя от взрыва секиры стремительно угасало, волны заражённых изливались из воронки, как с чаши изобилия, неисчислимое количество тварей. Даже Орсы так стремительно не плодятся и, не мутируют.
Старик понимал, что он не сможет остановить это в одиночку, их слишком много.
Сотня тысяч может битком забить площадь, а десяток миллионов смыть любой город, ещё и так подло атакуя.
Мысль о отступлении мелькнула в голове, мелькнула и разошлась пламенем ярости.
— Жнец никогда не отступит с поля битвы, я крысою не побегу, удел мой проливать океаны крови; и мой удел от крови пьяным быть; и мой удел косою тварей потрошить, — сказал он слова своей веры, и кожа лопнула на старом теле; и кровь из ран излилась в гордую косу; и сжали руки старика излюбленное орудие труда; и тело жизнью-яростью пылало.
И облик, что не гордо воспарял, наполнился гордыней, пальцы захрустели на косе, занесли руки лезвие в боевую готовность, и ветерок небесный сдул все дурные мысли, теперь существует только Жнец; и его вечное дело.
Решение созрело, а тело поспело: старик обрушился свирепым соколом вниз, свистя косою сделав взмах, он линию красную очертил на поле битвы; и брызги фиолетовой кровь: разбрызгались вверх!
Ноги жнеца стояли на крыше накренившегося здания, что наполовину утонуло в земле. Руки размахивали косой влево, вправо, без устали скашивая кровавый урожай.