А я, присмотревшись к пустым, рептильным глазам викария, немало озадачился. В них не сверкал проблеск интеллекта, свойственный разумным видам. И Хайман не излучал эмоций. Странная аберрация, не встречавшаяся на Мундосе.
Похоже, что Лютиэне викарий не нравился. От сестры исходило явственное отвращение. Я успокаивающе коснулся её ладони, сжал на мгновение, напоминая, что я рядом.
У меня появилось предчувствие, что в будущем викарий доставит немало хлопот.
Когда молитва кончилась, Пётр вполголоса произнёс:
— Надо же, живой вампир. И чего им у себя в Москве не сидится… Мерзкие они.
Но что для Белавина-младшего вполголоса, то для нормального человека — разговор во всю мощь лёгких.
— Ты бы поднапрягся, Петя, а то дальние ряды не расслышали, — одёрнул брата Виктор. Тот виновато замолчал.
Закончился вечер без происшествий. Вампир, убедившись, что новые ученики проявили достаточно религиозного пыла, чтобы не замёрзнуть в летнюю ночь, сошёл с платформы и растворился в толпе. С его скоростью — лёгкий подвиг. Я прикинул, что он как минимум не уступал эльфийским показателям, а то и превосходил их.
После окончания церемонии ученики разошлись. Я пожелал доброй ночи Кане, улыбнулся сестре — та не ответила. Ещё дулась.
В общей комнате кровати стояли в ряд. Виктор выбрал ту, что подальше от моей; Пётр оказался меж нами. Белавин-младший обещание сдержал и отдал мне сахар. Я закинул его в блюдце с водой и поставил его у открытого окна. Сойдёт вместо цветочного нектара для Дженни: пора было приручить своевольного фамилиара.
Виктор на мои приготовления неодобрительно покосился.
— Деревня…
И хотя Пётр извинился за поведение брата, было заметно, что и он не одобряет всех этих заигрываний с духами, домовыми и прочей нечистью. Я тоже не одобрял, сказать по правде. Чем склонять мелкую сошку к сотрудничеству, проще было её принудить.
Жаль, что с пикси это золотое правило не работало.
Погасили огни. Я лежал в постели и слушал, как раздеваются соседи. Не то от большой скромности, не то по велению приличий дворянчики не пожелали обнажаться при свете.
Или не захотел один Виктор? Уж больно часто косился на него Пётр, ожидая подтверждения, прежде чем действовать.
Какие бы секреты ни окружали двух аристократов, рано или поздно они выплывут наружу. Такова была суть тайного — становиться явным.
А пока я позволил телу уплыть в царство сна.
Из которого его грубо выдернули, начав топтаться по лицу.
Глава 12
Несмотря на присущее мне милосердие, я оставался демоном. Ни один демон не позволил бы устроить на своём лице танцы, в этом можете быть уверены!
Посему, едва меня выдернуло из безбрежной черноты, я спихнул назойливого плясуна — применив при этом, может быть, капельку больше силы, чем требовалось.
Раздался громкий шлепок, с которым чьё-то тельце встретилось с твёрдым препятствием.
Я открыл глаза и посмотрел на Дженни, которую размазало по стене. Видок у феи был тот ещё: раскинув конечности в разные стороны, с трепещущими крыльями, она напоминала раздавленного жука.
Очень злого раздавленного жука.
Кое-как отлепившись от стены, пикси погрозила мне кулачком. Слова пузырились в ней, рвались вперёд очереди — и застряли у горла. В итоге получилось что-то вроде:
— Увалень! Драка! Псих!
Это ещё нужно расставить.
— Чего дерёшься, увалень?! С ума сошёл, что ли? — наконец выплюнула Дженни.
— Кое-кто обещал, что не будет привлекать внимание. Это плохо вяжется с твоими воплями… или танцами.
Я обернулся взглянуть на блюдце. Предполагалось, что у пикси окажется достаточно ума, чтобы не выпивать его зараз. Но нет, оно пустовало. Результат был закономерен.
Раскрасневшаяся Дженни на замечала, как опасно низко сползла тряпка с её груди. По правде говоря, ткань уже не скрывала ничего, что стоило бы скрыть, чтобы не выходить за рамки приличий.
Когда я щекотал Дженни, то мельком подумал, что пропорции у неё весьма достойны — для её низкого роста, разумеется. К тому же природа наградила всех пикси подтянутыми телами — видимо, чтобы уставшие от их выходок разумные могли хотя бы полюбоваться на прекрасные формы.
— Я рискую жизнью, чтобы доставить хозяину ценнейшие сведения, а он… а он преспокойно игнорирует меня, притворяясь, что спит! Даже когда я поорала тебе в ухо! Даже когда я… — Тут фея запнулась, пунцовея в лунном свете, — Кто виноват, что тебя не добудишься, пока не потопчешься на твоём носу как следует?
Я прислушался, подозревая, что демарш Дженни мог разбудить тех, кому слушать и видеть её не полагалось. Однако всё, что удалось расслышать, кроме затруднённого, сбившегося дыхания феи, был богатырский храп Петра. Видимо, потому не пробудился и Виктор, привычный к руладам младшего брата.
— Однако никакой риск для жизни не помешал тебе остановиться, чтобы выхлебать всю воду.
— Я перенервничала! Вот и решила, что надо бы успокоиться, прежде чем будить тебя…