Секундой позже ракета, попавшая в него, растворилась без единого звука. Правильнее сказать, что она расщепилась на основные стихиальные элементы, но прямо сейчас мне было не до точных формулировок.
Поскольку моя сущность утонула в боли.
Это был правильный шаг, ибо взорвавшийся снаряд нанёс бы куда больше вреда и поглотил куда больше сил для нейтрализации последствий… однако откат от настолько явного насилия над реальностью был чудовищен.
Я упал на колени, сотрясаясь от жгучей, пронизывающей боли. Её я передать Нани не сумел бы при всём желании. Она не принадлежала его телу.
А потом машина выстрелила.
К счастью, её снаряд не мог похвастаться той же скоростью, что смерть, накрывшая нас с небес. Неимоверным усилием я перехватил бомбу — и отправил её назад, придав металлу соответствующий импульс.
От такого трюка я едва из кожи не выпрыгнул.
По правде говоря, это бы сильно пригодилось, ведь тогда ко мне вернулись бы силы.
С оглушительным грохотом снаряд врезался в машину и взорвался. Та, однако, осталась относительно невредима; по крайней мере, экипаж не пострадал настолько, чтобы перестать испытывать эмоции.
Да, в ней что-то загорелось, наружу вырвался язык пламени. Но эффект оказался не очень-то впечатляющим.
А вот если бы прилетело к нашей компании, наши внутренности разметало бы по всей прерии.
Я посчитал это несправедливым. И ещё более несправедливым было то, что у странной машины были, по всей видимости, стационарные боевые артефакты. Как иначе можно объяснить всплеск магии, окутавший башенку на вершине бронированного механизма? Но это можно пережить. А вот появление четырёх гигантских огненных шаров было намного неприятнее.
Они помчались в нашу сторону, набирая скорость с каждым мгновением.
Это было совсем некстати. После свершённых мной подвигов я получал заслуженную награду — валялся в колючей траве и старательно удерживал свою сущность от распада. Нет-нет, на какие-то огненные шары меня хватит…
И только я потянулся к ним
Подчиняясь песни-заклинанию Лютиэны, вздыбилась земля, чтобы встать на пути у пламени. Вверх потянулась трава, задерживая губительный импульс, погашая яростную стихию своей гибелью.
Одновременно с тем башня машины утонула яркой вспышке. Когда сияние рассеялось, нарост, контролировавший потоки магии, исчез вместе с верхним слоем брони.
— Дальше не пробить, — бросила тётушка, — несколько слоёв защиты. Но без направляющего контура экипажу танка больше не получится пострелять по нам магией.
«Верно, не доведётся», — молча согласился я, поднимаясь на ноги. Ко мне бросилась Лютиэна, обняла, помогая встать. В иной ситуации эмоции, которыми сестра обдавала меня, были бы неприемлемы: волнение за меня, надежда и то чудн
Но как я уже упомянул, ситуация обязывала использовать всё, что подвернётся. И потому я позволил паразиту приникнуть к чувствам Лютиэны.
Стало полегче.
Однако на нашем пути по-прежнему стоял танк.
Пусть изрядно запёкшийся, он мешал. Он угрожал.
Может, внутри сидели чьи-то отцы, или мужья, или простые бездельники, которым Триумвират пообещал обращаться с ними чуть лучше, чем с остальным отребьем. Для меня это не имело значения. Я лишь надеялся, что за мгновение до смерти они осознают, что все сказанные им слова были ложью.
Всего лишь грубой прелюдией к огню, который обглодает их плоть.
От танка тянуло смесью гнева и страха, и страх нарастал. Я вскинул руки — не потому, что не мог прогнуть бытие без нелепых жестов, как местные пародии на магов. Я хотел показать, что то, что случится, моя заслуга. Чтобы все, кто наблюдал за нами, уяснили это и ужаснулись.
Их испуг стал бы огромным подспорьем.
Танк содрогнулся, глубоко, болезненно. Завизжал раздираемый металл. Моя
Главным была система артефактов, создававших огненные шары.
И освобождённая энергия хлынула из артефактов, заботливо направленная вовнутрь. На экипаж. На внутренности машины.
И та взорвалась многоголосием огненного восторга.
Во все стороны полетели клочья металла, башня танка отлетела — врезалась в землю метрах в двадцати от него, похоронив под собой неудачливого индейца.
Дальнейшее воспринималось как в тумане. Я полусознательно впитывал потрясение и страх, доносившиеся издалека; вблизи отирались изумление, уважение и забота, с которой меня подхватили под руку и повели. Они стали угощением для ангельского осколка.
Я не возражал. Лучше так, чем перебить моих спутников ради своего восстановления.
По спине пробежал холодок. Почему это лучше? Как мог я рассуждать так? Ведь невозможно, чтобы я привязался к ним. Они лишь смертные…
Впрочем, я слишком устал, чтобы отбиваться от навязываемых паразитом концептов. Когда избавлюсь от него, то приду в норму. Непременно.