В первое мгновение я не понял, что произошло. Осознание пришло чуть позже, суровое, обжигающе-ледяное.
Я не просто собрал эмоцию, я её усвоил. Усвоил так, будто ничего естественнее для меня быть не могло.
За исключением того, что демонам светлые чувства были противопоказаны.
Тотчас накатила паника, подавить которую удалось с трудом.
Что конкретно сотворила со мной тварь, забравшаяся в зеркало? Как именно извратила мою сущность?
Настроение развлекаться пропало. Я рассеянно поцеловал Лютиэну в щёку — не такого продолжения она ожидала.
— Между прочим, спину ты мне толком и не намазал, — пожаловалась она, хоть это и была неправда. На мой взгляд, я справился отлично.
Срываться на
К счастью, за то время, пока мы с сестрой дурачились, на пляже появилась новая фигура. По линии прибоя, избегая языков океана, прогуливалась девушка. Широкополая шляпа бросала тень на лицо, но не скрывала ушей.
Во Фруктовом Древе, закрытом для всех, кроме Маат’Лаэде, находился человек.
Это заинтриговало. Если девушка нарушила правила, будет правильно, если я убью её? Хотя… Я покосился на Лютиэну. Она и без того крайне подозрительно отнеслась к моим силам якобы из Запределья. Я пообещал сестре не убивать без нужды; ещё разборок с
Существуют способы развлечься и без смертей. Милостивый я демон или нет?
Просто хотел переключить внимание с неприятного открытия. Оно мало что изменило в планах (выдрать из себя паразита), но дополнительное доказательство божественного влияния было противным известием.
Потому я пошёл навстречу девушке. На ней было простое кремовое платье, совершенно неподходящее для пляжных прогулок. У её шеи краснела рубиновая заколка в виде совы.
Заметила меня девушка, лишь когда до неё оставался пяток шагов. Тонкие брови сблизились к переносице; незнакомка вздёрнула нос и брезгливо скривила губы.
— Снова от Гаэмельса? Не думала, что кто-то из праймов согласится работать у него на побегушках. Надеялась, что хоть здесь меня оставят в покое… Мой ответ окончателен: я не продам сад и не соглашусь на покровительство. Беги к своему хозяину, мальчик.
И она с видом победительницы отмахнулась от меня, точно от мухи.
Глава 12
Пожалуй, лишь присутствие Лютиэны позволило сохранить мне приличную долю дружелюбия, а незнакомке — несколько конечностей вкупе с жизнью.
Это — и упоминание Гаэмельса. Судя по её реплике, они явно не дружили, и в этом я с ней сходился. И хоть у нас могли быть разные причины для раздора (мало кто ненароком разносит чужое имущество во время схватки с древними богинями), это не помешало мне ощутить некое родство с девушкой.
Достаточное, чтобы не наказать её за дерзость.
— Нас с Гаэмельсом не назовёшь закадычными приятелями. Вернее, я его знать не знаю, несмотря на то что успел ему досадить. Однако на твоём месте я бы вёл себя поосторожнее. Во-первых, за оскорбления праймов тут убивают. Во-вторых, ты пролезла на пляж для эльфов. Сомневаюсь, что местная система правосудия отнесётся к вторжению с большим благодушием, чем к грубости по отношению к эльфам.
Она усмехнулась — ехидно и задиристо, и за ехидством и задиристостью никто не разглядел бы печали.
Не разглядел бы и я. Я её ощутил.
Незнакомка постучала по рубиновой сове.
— Раз уж ты не знаешь, что это значит, тебя действительно не посылал Гаэмельс. Уж кого-кого, а болванов он при себе старается не держать. Это нелегко, когда сам болван, но он очень старается. Я — такой же прайм, как и ты. Местная знаменитость, полустёртая подпись на древнем договоре, о котором сильно хотят забыть, но пока ничего не выходит. Хотя, наверное, древний этот договор лишь для меня. У вас представления о времени куда… эластичнее.
— Я в Манхэттене второй день и не подозревал, что праймами могут быть не только Маат’Лаэде. Потому предлагаю извиниться, пока я не разозлился за болвана — уверяю, терпение у меня бездонное, но и истощается быстро.
Мгновение девушка размышляла, склонив голову. Затем встряхнулась и слепила улыбку, в которой почти не было вымученности. Тщательно непокорный локон, выбивавшийся из замысловатой причёски, коснулся уголка её губ. Он был выкрашен в рыжий и выделялся на фоне других, белокурых прядей.
— Я, Анна ван Ранеховен, прошу прощения за неосторожно брошенные слова. За то, что назвала тебя болваном, мальчиком (ты же старше меня?) и невежей.
— Последнего не припомню — по крайней мере, напрямую.
Улыбка Анны стала шире и естественнее.
— Существуй в мире такой чудесный и малопостижимый трактат, как кодекс светского этикета, в нём наверняка содержалось бы положение, согласно которому мужчина представляется первым.