Эльф из Преисподней. Том 2

— Сперва тебе нужно воскреснуть, прежде чем менять реальность вокруг себя, — отмахнулся я, — А если так уж получится, что вспыхнет восстание… Да и пусть. Это случится не раньше, чем лет через десять. К тому времени меня тут уже не будет. Правда, я так полагаю, что и тебя.

— В каком это смысле? Когда я воскресну, то не буду зависеть от вас!

— Ты же не считаешь, что я поддерживаю тебя задаром?

Она побледнела, когда я подступил к ней. Коснулся тонкого запястья, ощутив гладкость атласной кожи. Эллеферия, безусловно, окрепла за то время, что путешествовала с нами. Раньше я не мог рассчитывать на прикосновение к призраку; сейчас это удалось с небольшим воздействием воли.

Эллеферия вздрогнула, когда мой большой палец погладил запястье в том месте, где у смертных пролегали нити вен. Богиня не поддерживала полноценную иллюзию. Вряд ли считала подражание ниже своего достоинства, молодым богам нравилось уподобляться тем, кто породил их. Скорее, ей пока не хватало силёнок для подобного.

Её рука не производила впечатления устойчивой плоти. Пока не производила. Я будто ласкал силовое поле, податливое, но всё же предполагавшее слабый отпор в точке касания.

— Будет справедливо, если мы начнём с наставничества. Я вправе потребовать и вассалитета, однако ты мне нравишься.

Эллеферия отступила, широко распахнув глаза. Предложение застало её врасплох.

— Как ты посмел даже предложить это, смертный! Чтобы я подчинилась тебе?!

— Способен ли смертный коснуться тебя? Способен ли воспользоваться твоей силой?

— Тогда кто ты?

— Задумай я ложь, сказал бы, что апостол или аватар. И тебе пришлось бы поверить. Ты слишком юна и мало что знаешь о мире. Не лучше ли будет, если я объясню тебе основы?

— До меня доносятся обрывки твоих мыслей, когда ты думаешь обо мне. Ничего хорошего в них нет.

Я шагнул к ней, наклонился, будто намеревался поцеловать. Она пискнула и вжалась в стену, ненароком наполовину провалившись в неё.

— Будь всё так, как ты говоришь, ты бы сбежала сейчас, а не строила из себя жертву. Тебе по меньшей мере любопытно, что я могу предложить.

Богиня заморгала, покосилась на стену и с досадой прикусила губу. Она действительно имела лёгкий путь к отступлению — и не воспользовалась им.

— Наставничество звучит слишком интимно…

— О, на этот счёт не беспокойся. Предпочту подождать, пока ты оживёшь. Кадавры меня не привлекают. И к тому же вассалитет предполагает куда большую степень власти, а его я от тебя пока что не требую.

— Подождать? — Она обожгла меня нарочито яростным взглядом, — Мне казалось, тебя устраивает Лютиэна.

— Я отлично приноровился различать мирское и горнее. Она никогда не даст того, что можешь подарить ты.

— Крайне заманчивое предложение, — фыркнула богиня и попыталась отпихнуть моё лицо. Увы, она была недостаточно материальна; вышло так, словно она его поглаживает. Эллеферия залилась краской.

— Верно. Последователи, воскрешение, знания — в обмен на наставничество. Я бы назвал это сделкой века, но в твоём случае это станет сделкой двухсотлетия.

— Это ниже моего достоинства — соперничать с какой-то смертной… самкой. А ты жаждешь именно этого, хочешь, чтобы за тобой увивались.

— Отнюдь, — пожал плечами я, — не возражаю сохранить наши рабочие отношения в секрете.

— Значит, вынашиваешь план адюльтера[2]? Как мерзко, — нахмурилась богиня, но внутри неё зашевелилось сомнение.

Как и всякая порядочная француженка, Эллеферия ценила идею любовной измены. Не могла не ценить — национальные особенности народа впитались в неё при рождении. Это накладывалось на определённую… заинтересованность во мне, ведь она так и не разгадала, каким образом я свершаю то, что неподвластно смертным. Не надо судить её строго: для бога отношения со смертным были подобны союзу человека и обезьяны или гнома и безалкогольного пива. Такое случалось, но крайне редко.

Сородичи бы не поняли.

Потому богиня поступила единственным, в сущности, остававшимся ей образом: пнула меня между ног (мимолётное касание сквозняка) и, состроив возмущённую рожицу, исчезла в стене.

Забавно, но Эллеферия правда верила в то, что отказывает мне. Лишь позже посеянное зерно даст всходы, и она заколеблется, вспомнив, как прекрасно быть живой; а подаривший ей самосознание эгрегор заставит поверить в то, как прекрасно быть любимой.

Требовалось лишь ждать.

Нагота более не играла важной роли, потому я пошёл одеваться. По пути бросил папку с документами подвернувшейся Кане. Та взвизгнула, увидев меня без одежды.

— Неужели я такой урод? — расстроился я, собирая эмоции девушки, — Здесь все документы на тебя, Петра и Дженни. Отдай ей инсигнию, когда встретишь.

В спальне меня перехватила Лютиэна. Вырядилась она так, будто собралась в город. В руках она держала сумочку, из которой панибратски высовывало язык полотенце. Глаза сестра прятала за большими тёмными очками.

— Я на пляж!

Я слегка растерялся. Честно говоря, подзабыл, что с пляжами делали.

— Зачем?

— Загорать и отбиваться от многочисленных поклонников. Может быть, меня немного растлят — совсем чуть-чуть! — Сестра хихикнула.

— А пойду-ка я с тобой.