Элементали

Индия вошла в гостиную, держа нож и тесак поднятыми, но при этом расслабленно. Она воспользовалась моментом и с любопытством оглядывала освещенные лампой ранее таинственные предметы и фигуры. Что-то громоздкое оказалось большим буфетом: высокий резной угол остался незасыпанным, а на крохотной полке стоял маленький серебряный горшочек, потускневший до черноты. Картины на стенах были черными от гнили за стеклом, но, внимательно присмотревшись к одной, Индия увидела, что они все относятся к одной серии, изображающей важные муниципальные здания Мобила. Обеденная тарелка из белого костяного фарфора с золотой каемкой упала со стола и наполовину зарылась в песок. Индия потянулась и достала ее. В центре красовалась буква «С». Дюна, как показалось Индии, разрослась еще дальше, потому что просыпавшийся песок стер следы, которые она и Одесса оставили ночью вторника. Внезапно вспомнив званый обед-галлюцинацию, свидетелем которого в этой комнате однажды стал ее отец, Индия бросила тарелку обратно в песок.

Девочка выскочила через узкий проем в гостиную. Она огляделась, автоматически каталогизируя мебель, оплакивая разбитую лампу, и осторожно попятилась от дюны, которая набегала на нее с другого конца комнаты. Она осмотрела ее и поисках движения и приготовилась отрезать ладонь любой руки, которая потянулась бы к ее лодыжке.

Внезапно Индию охватила паника: как она может осматривать это место, словно какой-то дом очередного друга Люкера, к которому она пришла в гости? Что-то зарылось в дюну и теперь медленно движется к ней, чтобы не потревожить песок и не выдать свое местоположение. Что-то ждало ее в одной из четырех спален наверху, и явно не там, где она этого ожидает. И если она ступит на лестницу, ведущую на третий этаж, что-то наклонится вниз через край и уставится на нее сверху вниз. И где сейчас Одесса?

Индия с грохотом бросилась по лестнице на площадку второго этажа, и белый песок летал под ее босыми ногами. Что бы там ни было, скорее всего, оно в комнате, где больше всего песка; что-то еще затаилось в спальне напротив. Две другие спальни, вероятно, не были опасными; их двери Индия попробовала открыть первыми, но обнаружила, что они заперты.

– Конечно, – сказала она себе вслух, – Одесса заперла их в ту ночь. – Но с этими словами тут же пришла мысль: «А где Одесса?».

– Одесса! – позвала она. Потом смелее и громче, – Одесса! Где ты, черт возьми?

Прибавив света в керосиновой лампе и поставив ее ровно посередине лестничной площадки, она попыталась открыть дверь спальни, в которой они с Одессой слышали, как какой-то тяжелый предмет мебели уперся в дверь.

Та открылась. Предметом мебели оказался небольшой туалетный столик с тройным зеркалом, но теперь его снова убрали с дороги. Индия могла различить следы, оставленные им на песчаном полу. Однако не было никаких отпечатков, указывающих на природу двигавшего его существа.

Комната была обставлена примитивно; единственное, что бросилось Индии в глаза – большая красная ваза у изножья кровати, выглядевшая блестящей, чистой и даже новой. Она стояла на островке голого пола: песок под ней был сметен.

Держась за дверную ручку, Индия повернулась обратно к лестничной площадке.

– Одесса! – закричала девочка снова, в этот раз рассерженно.

Ответа не последовало.

В отчаянии Индия развернулась, подняла туалетный столик под левые ящички и швырнула на пол. Зеркала разбились. Рыча, она подтолкнула комод по песчаному полу к красной вазе, но ручка одного из ящиков зацепилась за торчавшую доску, и по этой оси комод просто провернулся по кругу. В следующую секунду Индия уставилась на площадку. Дверь напротив, ведущая в единственную комнату, которую она не проверила, теперь была приоткрыта. Раньше она была заперта.

Индия перелезла через разбитый туалетный столик и побежала через площадку; она пинком распахнула дверь.

Эта комната выходила на запад. Лампа Одессы, тусклая и мерцающая, стояла на комоде, скудно освещая пространство. Чернокожая женщина лежала на полу на спине, повернув голову к окну. Подойдя ближе, Индия увидела, что ноги Одессы утопают в дюне под окном. Рывками ее втягивало в песок. Ее платье зацепилось за гвоздь, спина немного выгнулась, и Индия услышала, как рвется ткань. Тело Одессы снова упало на пол, и продвижение в песок возобновилось.

Встав на колени позади и схватив ее под мышки, Индия почувствовала, с какой невероятной силой Одессу тянет под дюну.

– Одесса, Одесса, – прошептала она, – дай-ка, я…

Одесса была мертва. Индия поняла это по вялой тяжести ее тела, но это было всего лишь догадкой по сравнению с доказательством, которое представило лицо, внезапно повернувшееся к свету лампы, оставленной на лестничной площадке. Лицо чернокожей женщины блестело от пролитой крови, которая больше не текла, но ее выдавили резкие движения Индии. Свертывающаяся кровь, скопившаяся в пустых глазницах Одессы, плеснула на джинсы Индии, когда та внезапно отпустила ее голову.