– Он сказал, по его мнению, у меня замечательный прогресс, и он уверен, что со мной все будет в порядке, а если со мной все будет в порядке, то нет никакой необходимости в разводе, и все между нами теперь будет хорошо на веки вечные. Вот что Лоутон мне сказал. Признаюсь тебе: когда он сказал, что хочет поговорить со мной, я была уверена, что он назовет дату, в которую нужно будет приехать и подписать документы о разводе. Но вместо этого он наговорил мне таких приятных вещей, что я вызвалась уехать с ним сегодня же. Я сказала, что проеду весь путь до Галф-Шорс на той крохотной лодочке, даже если мне придется сидеть у него на коленях, но он сказал, что нет, я должна остаться здесь и почувствовать себя по-настоящему хорошо перед тем, как вернуться и начать помогать с кампанией. Все вы, дети, недооцениваете Лоутона. Вы не признаете его истинную ценность.
– Полагаю, что так, – сухо заметила Индия.
– А я
Индия кивнула.
– Ну, тогда иди и скажи им, что со мной все в порядке.
– А почему ты не спустишься?
– Вся в слезах? Люкер увидит, что я плакала, и не поверит, что я счастлива. Иди скажи им, что я тут играю на арфе, а потом возвращайся обратно и поговори со мной.
Индия сделала, как было сказано, и, что и предсказывала его мать, Люкер не мог поверить, что Лоутон принес Большой Барбаре хорошие новости.
– Она просто храбрится, – сообщил он остальным.
– Я так не думаю, – сказала Индия. – Она кажется по-настоящему счастливой и хочет, чтобы я вернулась и поговорила с ней.
– Лучше я пойду и поговорю с ней, – ответил Люкер. – Этот человек не сказал ни слова правды за все время, пока был здесь сегодня, он…
– Не ходи, – сказала Ли, когда ее брат встал с качелей.
– Оставьте ее в покое хоть ненадолго, – поддержал Дофин.
Одесса кивнула, соглашаясь с этим советом.
Люкер печально покачал головой.
– Вы же знаете, что бы он ей ни сказал, он лгал. А она приняла это за чистую монету, как всегда. Почему она…
– Если прямо сейчас она счастлива, – сказала Ли, – не надо это портить. Человеку есть над чем подумать, если он пытается изменить свою жизнь к лучшему. Когда отказываешься от спиртного, меньше всего хочешь услышать, что твой муж тебе лжет, – и, Люкер, ты не знаешь наверняка, что он лгал!
– Тогда возвращайся обратно, Индия. Иди и поговори с ней, если она этого хочет, – предложил Дофин.
Индия вернулась к Большой Барбаре и села у изножья кровати.
– Деточка, – воскликнула Большая Барбара, – ты нанесла столько песка, и теперь он весь у меня на простыне. Встань и стряхни его! – потребовала она беззлобно.
Индия слезла с кровати и осторожно смахнула песок с простыни. Затем она вытряхнула его из туфель, вывернула манжеты и взмахнула фалдами рубашки. Вокруг нее у края кровати образовался маленький круг песка.
– Индия, я никогда не видела, чтобы кто-то настолько сильно притягивал песок, как ты!
Индия не выходила из дома все утро. Как песок попал в манжеты и туфли? Об этом, однако, она ничего не сказала своей бабушке, а стала рассказывать Большой Барбаре кое-что о жизни в Верхнем Вест-Сайде.
Глава 14
После отъезда Лоутона МакКрэя и Сонни Джо Блэка жители Бельдама почувствовали себя несчастными. Их огорчала не только перспектива перемен для самих себя, их возвращение в Мобил исключительно для выгоды Лоутона, в то время как им было так хорошо в Бельдаме. То, что сам Бельдам – рассматриваемый как место и как предмет – мог быть обречен, было для них почти невыносимо. Люкер сказал сестре, что, возможно, будет жить полной жизнью, если вдруг уедет завтра и никогда больше сюда не вернется, но только до тех пор, пока будет уверен, что Бельдам остается прежним, а если же он узнает, что это место сильно изменилось или полностью разрушено, его жизнь изрядно оскудеет. Для них всех Бельдам представлял собой справедливую и доступную награду за страдания, неудачи и труды в этом мире – словно рай на земле, и он напоминал другой, библейский рай, – тем, что был светлым, далеким, вневременным и пустым. И то, что в таком несовершенном мире такое совершенство, как Бельдам, должно подвергнуться опасности со стороны Лоутона МакКрэя, этого грубого коварного сукина сына, было оскорблением для каждого человека, способного хоть чем-то дорожить.
И это самое совершенство Бельдама подавило их гнев и тревогу. Дождь продолжался днем и ночью, но на следующее утро стало светло и жарко, и пар поднимался из тысяч воронок лагуны Сэнт-Эльмо уже в семь часов. Дофин поклялся, что никто не навредит Бельдаму, пока он жив, и другие спокойно позволили себе в это поверить. К полудню, когда Большая Барбара жаловалась на жару похуже, чем в кипящем котле, никто уже не думал о Лоутоне МакКрэе, и ничто их не огорчало так, как мысль об отъезде в Мобил на следующей неделе. Они вполне могли вернуться в Бельдам после четвертого, но понимали, что такой перерыв испортит все очарование отпуска.