Элемента

Тут моему взору предстало зрелище, несомненно способное во сто крат, превзойти самое пытливое воображение. Это был Эдем! Со всеми соответствующими причиндалами, по крайней мере, тот сад, который я не единожды видел на фотографиях, полотнах просвещенных художников и в научно-популярных кинофильмах. Я парил в воде, как зачарованный с открытым ртом. Опомнившись, резко закрыл глаза и быстро протер их, полагая, что вижу мираж, открыв, однако, с радостью в душе заметил, что ничего не изменилось. В моем мозгу почему-то всплыл образ полотна под эфемерным названием «Рай» Чюрлениса Микалоюса. Наверное, из-за оригинального взгляда художника на «тот верхний мир»: с изумительным фейерверком красок, не менее привлекательными персонажами и чистым умопомрачительным пейзажем. Единственное отличие было лишь в его, так сказать, местоположении. Райский сад располагался под водой, а не на вершине горы Чистилища, как завещал нам Данте. Туземцами сего волшебного места являлись морские млекопитающие, более-менее известные мне и совершенно поразительные, ни капли не похожие на тех, что обитают в земных океанах. Будучи не зоологом и не океанографом, я был убежден в этом, чему способствовали заметки по зоологии, которые забавляли меня на досуге по вечерам и немалое число, просмотренных передач, посвященных фаунистическому комплексу Земли. Должен признаться, в этот момент, разглядывая всю эту великолепную подводную флору и фауну всех цветов и размеров, я ощущал себя матерым криптозоологом. Уверен, месье Бернар Эйвельманс гордился бы мной, как первооткрывателем таких криптидов, что и не снились ни лох-несскому чудищу, ни сасквочу. Я был беспредельно восхищен, переполнен эсхатологической эйфории и очарован всей той картиной, что раскинулась перед взором такого обыкновенного и невзрачного представителя человеческой расы, как я. При всем желании, невозможно описать всю масштабность и мифологическую красоту этой, с позволения сказать, «Le Paradis».

К сожалению, как и все на нашей планете, чувство восторга продлилось недолго. Заметив огромную рыбину, прямо по курсу, отдалённо напоминавшую тупорылую акулу, правда, не с четырехметровым телом, а вчетверо большим, направляющуюся в мою сторону с головокружительной скоростью, я отчаянно принялся драпать в противоположном направлении. В голове промелькнуло: акула-бык, насколько мне известно, плавает на глубине до ста пятидесяти двух метров, учитывая размеры моего преследователя, интересно узнать: на какой же глубине мы изображаем Тома и Джерри? Причем Джерри в моем лице намного меньше оригинала, если учесть габариты рыбки. Не успел я оглянуться, как она, со скоростью, не уступавшей скорости истребителя X-43A, уверен явно не меньшей, равной одиннадцати тысячам восьмистам пятидесяти километрам в час, созданного специалистами NASA в две тысячи четвертом году, о котором мне недавно поведал друг, возглавляющий исследовательский центр по нанотехнологиям в Токио, промчалась мимо меня. Схватившись за сердце, которое отбивало бешенный ритм, словно группа «Riverdance», вошедшая в раж, и потихоньку успокаивалось, я с облегчением выдохнул.

Понемногу некое подобие ясности зажглось в моем сознании. Оглядев все вокруг, я подметил, что здесь не действует тот жестокий закон, которым особенно не брезгуют homo sapiens: если не съешь ты, то съедят тебя. Крупные рыбы, даже хищники, не трогали более мелких своих соплеменников. Все были сосредоточены на своих насущных занятиях. Их абсолютно не тяготила мысль очутиться в брюхе своего собрата.

Мне посчастливилось стать свидетелем трогательной «ситуёвины» во время своего свободного плавания, когда больше не было необходимости опасаться за свою шкуру: одна грациозная двухметровая барракуда желто-фиолетовой окраски с неторопливой скоростью несла на себе двух каких-то жителей глубин, напоминавших крупных черепах, у которых что-то неладное было с их панцирями. Мне было невдомек зачем, оставив их, она несется в обратном направлении. Проследив за ней, я увидел еще с десяток точно таких же покалеченных, условно назовем их, черепах. Каждый раз, избавившись от груза, эта бесстрашная вершина своей пищевой цепи, способная развивать скорость до сорока пяти километров в час, по крайней мере, в наших тропических океанах, а здесь бог весть, с зубами, не уступающими акульим, возвращалась за оставшимися «пациентами». В тот миг меня посетила мысль, что не так уж и несостоятельна теория Томаса Мора об утопии. Более того, здесь эта система работала превосходнейшим образом, чему я стал свидетелем на собственном опыте несколько мгновений назад, полагая, что наверняка угожу в беспросветную утробу гигантского морского чудовища.