Элемента.T

— Удивительно, как в такой маленькой стране может быть так просторно, зелено, чисто. И как тысячами лет лежат нетронутыми старые камни и стоят вековые деревья? — осматривалась по сторонам Ева.

— Мне кажется, нам туда, — сказал Эмма, и легкий шорох её шагов указывал Еве направление.

Хочешь, я расскажу тебе, что там было на самом деле? — спросил Баз, пока они шли.

— Спрашиваешь! Конечно, хочу!

Стаська вышла замуж за этого молодого конунга, а монашек действительно не уехал со своим наставником, а пристроился служить в этом вот мужском монастыре. И это сначала он всё прикрывался своей рясой как бронёй, но потом передумал. Переубедила ли его ваша бойкая девица или другая девица, или та самая серая сестра, что упоминается в другой легенде.

— Про Алонсо Красную Шапочку?

Про шапочку ли, шишечку ли, или даже бабочку, которая тоже была, заметь, не зелёной. Таких легенд по округе потом столько наплодили! За то, что сберёг он этих бабочек и этот лес, его и назвали потом святым. А может и не за это. Только говорят, сожгли его на костре из этих самых деревьев.

— Вот умеешь ты любую красивую историю испортить! А со Стаськой что стало?

 Так ничего. Родила она рыцарю пятерых детей. Правда, боюсь, не все они были ему родными. От монашека нашего и пошёл этот род гордо именующий себя сейчас Гард. Потому что на самом деле не сгорел он на том костре.

— Понимаю. Вознёсся?

Ну, типа того, — хмыкнул Баз. — По мнению людей, вознёсся, а по-нашему элементарно инспирировался.

Они шли так долго, что, казалось, ещё немного, и они заблудятся. И деревья возвышались над ними ровные и крепкие как сказочные богатыри, и такие же одинаковые. И Ева устала и не видела смысла идти дальше. Но Эмма тянула и тянула её вперёд.

— Я видела на рисунке. Там должна быть поляна.

— Эмма, да она давным-давно уже затянулась подлеском, кустарником, а может, заросла деревьями. Мы вряд ли её найдём.

— Я понимаю, Ева. Но я должна проверить, — упиралась она.

И когда Ева уже серьёзно настроилась повернуть назад, среди деревьев показалось солнце. Ева решила, что они прошли этот лес насквозь. Но солнце не просто светило, оно вклинивалось в тень косыми ярко-жёлтыми полосами света, словно указывая место, к которому они шли.

Будь это место в парке, наверно, здесь поставили бы лавочки. Будь это начало весны, здесь цвели какие-нибудь цветы. Но сейчас эта маленькая поляна была просто зелёной, совершенно ровной и пустой. И опускаясь на эту траву, чтобы передохнуть, уже через пару минут Ева почувствовала, что могла бы тут остаться навсегда. Таким пьянящим был этот воздух, таким густым, таким насыщенным, что хотелось его пить, а ещё просто лежать на траве и ни о чём не думать.

Это было почти невозможно — не думать. Еве никогда не удавалось просто лежать и не думать. Но независимо от её воли, мыслей в голове не было. Она чувствовала тепло пригревающих лучей, слушала звуки леса, ощущала мягкость травы, и её сил едва хватало, чтобы бороться со сном, с тягучей дрёмой, что тянула её в небытиё.

Закрыв глаза, она слышала, как рассекают воздух крылья маленьких птичек. Одна из них пролетела так близко с её лицом, что Ева почувствовала лёгкий ветерок, но открыть глаза не было сил.

— Ева, Ева, — услышала она голос Эммы, словно издалека. — Ева!

Отмахнуться от него не получалось.

— Ева, смотри! Они прилетели!

Приоткрытые веки безжалостно резало от яркого света, пришлось приподниматься на локтях.

 — Да, аккуратнее ты, всех распугаешь, — зашипела на неё Эмма. — Смотри, им нравятся твои брюки.

И когда Ева, наконец, открыла глаза, то увидела, что три огромные бабочки, только не красные, а коричневые с разводами разных оттенков шоколадного, сидели на её правой ноге, послушно сложив крылья.

— Смотри ещё одна, — восторженно поприветствовала Эмма очередную гигантскую летунью размером с Евину ладонь, приземлившуюся туда же, на правую брючину, ближе к поясу. — Мёдом им тут намазано что ли?