Элемента.T

— Можно вылечить бога от любви, можно вылечить человека от любви, но заставить любить никого нельзя. Его нарекли Умуном Наиглупейшим, но он был самым несчастным богом на свете. Он полюбил земную девушку и готов был сделать для неё всё — сдвинуть горы, высушить море, построить ей хрустальный дворец. Но она не хотела дворец. Она любила парня не своей крови. Умун не знал, что с этим делать. И он убил его.

Таэл невольно ахнула, и в гробовой тишине это прозвучало очень громко.

— Девушка была вне себя от горя. Она плакала день и ночь, она умоляла Умуна забрать её, сделать своей наложницей, рабыней, ковриком под дверью, чем угодно, только вернуть парня. И Умун оживил его.

Фужер в руках Таэл накренился, но она даже не заметила, как сладкая жидкость полилась на платье, пока она не пропитала ткань насквозь. «Плевать!» — мельком бросила Таэл взгляд на испорченное платье.

— Умун забрал её, но она тосковала в Замке. Он вылечил её от любви, но она стала как бездушная кукла. Он повернул время вспять и вернул ей любовь. И только тогда он понял, что всё это время хотел счастья для себя, а должен дать счастье ей. Он был очень могущественный правитель. Он разрешил смешать кровь людей, и она смешалась. Он разрешил любые связи, что угодно, лишь бы она была счастлива.

— А она? — Элэм тоже слушал не дыша.

— А она родила ребёнка, который умер. Потом следующего, и он тоже умер. Она плакала и во всём обвиняла злых богов.

— Вот же тварь!

— Эмэн! — одёрнула его мать.

— А он?! — не выдержала бабушка Онта, словно не знала правды.

— А он приказал придумать что угодно, чтобы у её детей был шанс.

— И ты придумала? — Таэл точно знала, что это была Хранительница.

— Это моя работа, — улыбнулась Сама.

— Она была счастлива? — спросила Таэл.

— Да, но недолго. Она родила троих детей, но оказалась плохой матерью, плохой хозяйкой и плохой женой. Её красота поблёкла, она стала нервной, раздражительной, озлобленной. Гоняла мужа, орала на детей. Умун перестал за ней следить. Он проклял день, когда влюбился. Он пожалел обо всём, что сделал ради неё. Но его власть закончилась, на смену его поколению пришли их дети. Он уже ничего не смог бы изменить, да больше и не хотел.

Она встала и наполнила бокалы всем, кто их протянул.

— За любовь! — сказала Хранительница Душ, поднимая свой бокал. — Чтобы она не испортила ваши юные души!

— Ох, уж эти ваши чувства! — покачал головой Армариус, пока все с удовольствием прикладывались к напитку.

— Ох, уж эти ваши знания! — ответила ему Сама, подходя к его конторке. — Ты так рассчитываешь на них, но в споре между разумом и чувствами всегда побеждают чувства. И пусть они порой иррациональны и кажутся глупыми, но повинуясь голосу сердца, даже ошибки мы переживаем легче. Мы принимаем их как свободный выбор. А холодный расчёт делает нас  несчастными и жёстко зажатыми в тиски слов «так надо».

— Предпочитаешь быть глупой и счастливой? — усмехнулся он. — Если бы у меня была возможность доказать, я бы поспорил.

— Давай поспорим, и вдруг возможность появится? — хитро улыбнулась она.

И Таэл с удовольствием бы послушала, чем закончится их разговор, но вечер семейных тайн закончился, и под громкие разговоры о завтрашней коронации, её семья начала расходиться по своим покоям. Ей тоже пора было идти. Ведь завтра хороший день — её ждёт новая встреча с Ратвисом.

Глава 24. Неожиданная находка

Эмма увлеклась одной историей, которую прочитала в старых документах.

— Помнишь, как-то Арсений читал вам с Изабеллой легенду о брате Алонсо? — спросила Эмма, когда они с Евой спустились с холма в противоположную от городка сторону.

— Алонсо Красная Шапочка? — вспомнила Ева.

— Да, и если верить документам, то недалеко от замка действительно был бенедиктинский монастырь. Монастырь святого Алонсо.

Неужели память о нём дошла даже до ваших дней? — оживился Баз.

— Его построили недалеко от замка и даже по меркам того времени он был мал, — продолжала рассказывать Эмма. — Хотя у стен монастыря росли виноградники, и имелась своя конюшня, прославился он не этим. В лесу, который по распоряжению епископа отдали в пользование монастыря, водились очень редкие бабочки, настолько красивые и крупные, что настоятель монастыря не позволил рубить лес на хозяйственные нужды, чтобы не тревожить редких насекомых.

— Ты, думаешь, что эти бабочки до сих пор там живут? — удивилась Ева.

— Конечно, нет! Но недалеко от Берна есть Папилиорама или Сад бабочек, это тропическая оранжерея, где их, я надеюсь, сохранили.

Этих садов бабочек здесь хоть…  не один в-общем, — хмыкнул Баз.

— Тогда зачем мы идём к этому монастырю?

— Я не знаю, — ответила Эмма. — Просто с ним связана такая трогательная история. История любви монаха и знатной девушки.

Прямо уж и знатной, — снова вмешался Баз.

Но Эмма его не слышала, а Ева не стала передавать его слова. Пусть болтает, пока не надоел. Она действительно по нему соскучилась.