Элемента.T

Найти эту хвастливую пустобрешку даже на переполненных вечерних улицах города оказалось нетрудно. Жители готовились к встрече возвращавшегося с войны войска. Жгли костры, коптили колбасы, варили пиво. Девушки резали дорогие ткани на тонкие ленты, завтра их развесят по городу и улицы, украшенные яркими лоскутами, станут нарядными, разноцветными, красивыми.

Судя по кислым лицам подруг, Уна прожужжала им все уши своим будущим свиданьем.

— И он сказал, чтобы я ждала его в Храме и поцеловал на прощание. А потом уходя, всё оглядывался и оглядывался, и махал мне рукой.

«Ого, как всё запущено!» — сказала Таэл, и хотела немедленно избавить её от этой нездоровой зависимости от собственных фантазий, но передумала. Пусть ещё денёк побудет влюблённой и поспешила в поля.

Там среди утопающих в зелени холмов остановилась на ночевку их армия.

В темноте не только все кошки, но и все холмы казались чёрными. Таэл никогда не бродила по своим владеньям ночью. После полыхающего огнями, многолюдного и шумного города в лагере стояла почти гробовая тишина. Большая часть уставших вояк уже мирно посапывала в своих палатках и только единицы сидели возле костров, поддерживая огонь. Одиноко сидел у костра и Ратвис.

Тёмный след на его доспехах был заметен даже в неровном пламени затухающего костра. Таэл села напротив, всматриваясь в его лицо. Он был небрит, молчалив и печален. Ещё он, наверно, был пьян, но та жидкость, которую он отхлёбывал периодически из кожаного бурдюка и морщился, не приносила ему облегчения. О чём он думал? О чём печалился?

Таэл прижала к себе «сердечко», висящее на шее на кожаном ремешке. «Может он думает о тебе, Иом? Наверно, ты была бы рада это узнать». И словно услышав её слова, он прижал руку к тёмному пятну на груди.

Таэл сняла с груди кулон и повесила ему на шею.

— Когда ты снимешь доспехи и не сможешь больше чувствовать под ладонью её кровь, с тобой останется её сердце. Знай, она любила тебя! И умерла с твоим именем на губах. Её звали Иом.

— Иом? — он удивлённо уставился на внезапно появившийся на его груди кулон.

— Да. Я не знаю, что она в тебе нашла, — продолжила свой монолог Таэл, словно он мог её слышать. — Но её сердце всегда принадлежало тебе. Так что, бери!

Он поднёс к глазам крошечное сердечко, и Таэл показалось, что в его ладони оно стало биться сильнее и стало ярко-алым как угли в костре. И, может быть, всему виной лишь кривые всполохи огня и тёплое вино, но в его глазах заблестели слёзы.

Встречать пришедшую с победой армию оказалось весело. Музыканты играли, цветные ленточки развевались над головами, ароматные запахи возбуждали аппетит и хмельные напитки текли по улицам рекой.

Первый отряд ступил на главную площадь, едва солнце стало клониться к западу. На белом коне во главе отряда гордо восседал главнокомандующий (нет, ещё не Эмэн, а их отец Аман). Он произнёс пламенную речь, обращаясь к жителям, про то, что они одержали победу и страна под надёжной защитой, и всякое такое бла-бла-бла… А потом красиво слинял, предоставляя своей армии право на растерзание приготовленных угощений и аппетитных селянок, ради такого дела сбежавшихся в столицу со всех уголков страны. Сегодня каждый воин вправе выбрать себе жену и её признают законной, а наследника законнорождённым. И жрецы всех храмов уже с утра натирали пальцы противомозольной мазью, готовясь фиксировать браки.

Все юные некоронованные боги тоже были на своих местах. В их обязанности входило эти браки подтверждать. Сидела и Таэл в своей мраморной истуканше. Сидела и Уна в своём неизменно голубом платье у подножия её статуи. Сидела печалилась. И было чему. Ратвиса ни в передовом отряде, ни во всех остальных не было.

Таэл на всякий случай проверила, не замыкал ли он шествие. Нет, нёсший их яркое шестицветное знамя замыкающий заехал в распахнутые ворота и сдал полотнище на руки специальным людям. Те унесли его чинить и вытряхивать дорожную пыль, а Ратвис так и не объявился.

Заглядывающие в храм хихикающие подружки, которые, видимо, именно за этим и приходили — посмеяться над зазнайкой — добавляли изрядное количество масла в огонь её отчаяния. И она готова была вот-вот разразиться слезами. Целым потоком слёз. А слёзы Таэл не любила.

— Ну, что? Дохвасталась? — спросила её Таэл, чувствуя, что корсет на девушке сегодня затянут туже прежнего.

— Его, нет, моя Богиня! Нет! — её голос тонул в шуме, доносившимся с площади через распахнутые двери.

— А ты, конечно, уже заняла очередь к жрецу? — спросила Таэл, краем глаза рассматривая первые парочки, которые забежали в храм по-быстренькому пожениться.

— Ты тоже смеёшься надо мной?

— Ты сама виновата! Придумывала, хвасталась на всех углах.

— Говорят, если то, чего хочешь больше всего в жизни представлять уже случившимся, оно обязательно случится!

— Боги всемогущие, какое мракобесие! Это кто ж тебе такую глупость сказал?