Элемента.L

Сама Агата была керой, типичной рыженькой керой и своей необычной подругой обзавелась как обычно и бывает у алисангов, в школе. Они были одногодками, в школе познакомились, в школе подружились, остались подругами и после школы. Конечно, Агату, в то время звали совсем не Агата, но она так привыкла к своему новому имени за эти годы, что даже сама себя привыкла называть так, хотя настоящее свое имя ей нравилось больше. Когда-то ее звали Гудрун. В Средневековье это имя давали только девочкам из знатных семей, и для девушки звучало в нем что-то и воинственное, и божественное, связанное и с рунами, и с тайнами, и с богами. И с детства она увлекалась рунами и древними языками, и росла девочкой очень замкнутой, такой самой в себе. Она никогда не думала связаны ли были ее увлечения с тем как назвали ее родители, но, когда ее нарекли новым именем и жизнь, и увлечения ее сильно изменились. В то же время, когда ее еще звали Гудрун, и она уже стала алисангом, выбор стать монахиней был для нее настолько очевиден, что она просто не могла больше думать ни о чем другом. Ее консервативные родители немедленно согласились с ее решением, Гудрун даже показалось, что обрадовались ему, поэтому она уже стала самой юной послушницей с отличием сдавшей все экзамены и готовилась принять обет. Если бы не Ирма.

Ирма не то чтобы была против, она даже не отговаривала свою замкнутую подругу, просто ей хотелось, чтобы она сначала посмотрела мир и другую жизнь и совсем немного попользовалась теми возможностями, что открылись им с обретением силы алисангов. Ведь они были еще так молоды! А уйти в монашки никогда не поздно. Сама Гудрун считала иначе, она не боялась, что ее затянет мирская жизнь, ей казалось, что это будет просто пустая трата времени. Но когда Ирма так прониклась антифашистскими настроениями, то Гудрун ей уступила и хоть сильно не хотела во все это вникать, а уж тем более вмешиваться, но подругу одну оставить не могла. Она бы, конечно, предпочла, путешествовать во времени в какие-нибудь более интересные и спокойные места, но поскольку из них двоих венетом была не она, то просто смирилась. Ирма же предпочла отправиться туда, где как ей казалось, вершилось будущее.

В ноябре в Варшаве было уныло и холодно, впрочем, как и в Берлине, откуда они прибыли. В сентябре Варшава пала. Королевский замок и Кафедральный собор Святого Яна разрушены. Дворец Браницких разбомблен. Большой театр в руинах. От увиденных картин даже жизнерадостной Ирме стало не по себе. Но им некогда было об этом думать. Они бежали по улицам, надеясь только на топографическую память Ирмы, которая пыталась ориентироваться среди разрушенных домов. Агата же просто старалась не упасть и смотрела исключительно себе под ноги.