Элегии и малые поэмы

220 И почему медяки старые радуют нас?

        Встарь подавали вы медь, а теперь вот и золото нужно:

        Старая медь уступить новой монете должна:

        Нам золотые нужны святилища, хоть и милее

        Древние храмы: богам ведь величавость идет.

225 Старые хвалим года, но в новое время живем мы:

        То и другое должны мы одинаково чтить».

        Он перестал вразумлять. Но кротко, так же как раньше,

        К богу я ключарю тут обратился опять:

        «Много сказал ты; но вот с одной стороны на монетах

230 Медных — корабль, а с другой видно двойное лицо?»[319]

        «Мог бы меня, — он сказал, — ты узнать в этом виде двуликом,

        Если б по старости лет не поистерся чекан!

        А почему здесь корабль, расскажу я. На тускскую реку[320]

        Бог серпоносный пришел, круг исходивши земли.

235 Помню я, как приняла страна эта бога Сатурна,

        Что из небесных краев изгнан Юпитером был.

        Долго здешний народ сохранял Сатурново имя:

        Лацием после того божий назвался приют.

        Но благочестный народ на меди корабль отчеканил

240 В память о том, как сюда прибыл низвергнутый бог.

        Сам поселился я там, где Тибра песчаные струи

        Левого берега край ласковой моют волной.

        Здесь, где возвысился Рим, зеленела нерубленой чаща

        Леса и мирно паслось скромное стадо коров.

245 Крепость моя была холм, который поэтому люди

        Стали Яникулом звать и до сих пор так зовут.

        Царствовал там я тогда, когда боги землею владели

        И в поселеньях людских жили еще божества.

        Смертных злодейства еще Справедливость тогда не прогнали

250 (После ж нее никаких нет уж богов на земле).

        Совесть одна, а не страх без насилья царила в народе,

        Право меж правых людей было нетрудно блюсти.

        Не о войне я радел: охранял я мир и пороги.

        Вот оружье мое!» — И показал он на ключ.

255 Бога сомкнулись уста. Тогда мои разомкнулись;

        Бога маня в разговор, так я на это сказал:

        «В стольких входах ты чтим, — почему же одним только входом

        Здесь обладаешь, а храм твой между двух площадей?»

        Бороду гладя себе, на грудь свисавшую долу,

260 Он об эбалии мне Татии[321] начал рассказ;

        Как сторожиха, прельстясь сабинов запястьями, в крепость

        Им показала проход и провела их тайком.

        «Спуск оттуда крутой, как нынче, — сказал он, — который

        Вниз на долину идет, к площади прямо ведя.

265 Вот уж враги достигли ворот, с которых засовы,

        Прочь отодвинув, сняла злобно Сатурнова дочь.[322]

        Тут, опасаясь вступать с таким божеством в поединок,

        В хитром искусстве моем я по-иному решил.

        Устья, которыми я обладаю, источников отпер,

270 И неожиданно вон ринулись воды из них;

        Мало того: к их влажным струям добавил я серы,

        Чтобы горячей водой Татию путь преградить.

        Эту услугу мою по изгнаньи сабинов постигли;

        Место же это затем стало спокойным опять.

275 Мне был поставлен алтарь, примыкающий к малому храму;

        Курится пламенем он с жертвенной полбой на нем».

        «Но почему при мире ты скрыт, появляясь при войнах?»

        Без промедления мне дан был на это ответ:

        «Чтобы открыт был возврат народу, пошедшему в битвы,

280 Сняты запоры, моя настежь отворена дверь!

        В мирное время я дверь запираю, чтоб мир не умчался;

        Цезаря волей тогда я непременно закрыт».

        Так он сказал и, подняв повсюду смотрящие очи,

        Взор обратил свой на то, что совершалось кругом.

285 Мир повсюду царил, и в твоем, Германик, триумфе

        За покорителем вслед рейнские воды влеклись.

        Янус! Вовеки храни ты мир и блюстителей мира,

        И устроитель его дел да не бросит своих.

        Сами же фасты гласят, и читающим это открыто:

290 Два были храма богам посвящены в этот день.

        Фебу дитя родила Коронида, и принял младенца

        Остров, который река моет двойною струей.[323]

        Там же — Юпитера кров. Два бога — в едином приюте:

        Деда великого храм с внуковым рядом стоит.

295 Кто о звездах говорить, о восходе их и заходе

        Мне запретит? Обещал я и об этом сказать.

        Счастливы души людей, познавших это впервые

        И пожелавших в дома высших проникнуть существ.

        Верю я в то, что они, чужды суеты и пороков,

300 Над человечеством всем подняли голову ввысь.

        Их высоких сердец не смутят ни вино, ни Венера,

        Ни словопренья в судах или дела на войне.

        Чуждо тщеславие им и лживый блеск честолюбья,

        И не томит их тоска по умноженью богатств.

305 К дальним светилам они обратили следящие взоры

        И подчинили своей мысли эфирную высь.

        Так достигают небес. На Олимп вздымать Оссу не надо,

        Чтобы достиг Пелион свода небесных светил!

        Под руководством таких вождей мы небо измерим

310 И предадим свои дни сонму блуждающих звезд.

3 января

        До наступления нон как останется только три ночи

        И оросится земля с неба упавшей росой,

        Будешь напрасно искать клещи осьминогого Рака:

        В западные нырнет воды он вниз головой.

5 января. Ноны

315 Ноны наступят. Дожди, с облаков пролившися черных,

        Знать тебе это дадут с Лиры восходом тогда.

9 января. Агоналии

        Четверо суток прибавь, когда ноны минуют, и утром

        В день Агоналий почтить надобно Януса нам.

        Назван сей день, может быть, по жрецу с подпояской, который

320 Жертву приносит богам и убивает ее, —

        Ибо, свой нож обнажив и ее поразить собираясь,

        Он говорит: «поражу ль» или «agone» ее?

        Иль потому, что скот к алтарю погоняют — «agantur»,

        Назван был этот день днем Агоналий у нас?