Экватор

Так он посетил несколько хозяйств, где был встречен по-разному — то с удивлением, то с подозрением, а то и с плохо скрываемой враждебностью. В один из дней, сам даже не зная почему, Луиш-Бернарду решил нанести повторный визит на «Нова Эшперанса», никого об этом не предупредив. Как и в прошлый свой приезд, он прибыл туда поздним утром и сразу же встретился с Марией-Аугуштой. Он застал ее за работой на конюшне, где она помогала подковывать лошадь. Обернувшись и увидев его стоящим около входа, она слегка испугалась. Лицо его было потным, раскрасневшимся от жары и от проделанного пути, волосы растрепаны. Судя по всему, ей было неприятно либо неловко встретиться с ним при таких обстоятельствах.

— Луиш-Бернарду, какими судьбами?

— Навещаю хозяйства, и вот забрел к вам. Однако, помня содержание нашего последнего разговора, вполне готов согласиться, что, возможно, я здесь некстати. Одно ваше слово, и я тут же уеду.

Мария-Аугушта с любопытством посмотрела на него. Было похоже, что она старается догадаться, что же, на самом деле, привело его сюда. Судя по тому, что выражение ее лица вскоре потеряло напряженность, она посчитала, что догадалась.

— Нет, нет. Оставайтесь обедать, я буду очень рада.

Как и в первый раз, она приняла его так, будто бы ждала его приезда, на ходу сымпровизировав обед, напомнивший ему достойный и без лишних претензий прием, который ему не раз оказывали где-нибудь на ферме на севере Португалии. Во второй половине дня они опять проехались по выстроившимся длинными рядами посадкам и посетили самые горячие рабочие участки. Потом вернулись домой, где Луиш-Бернарду согласился на предложение принять ванну, переодеться и остаться на ужин. Мария-Аугушта, надо сказать, не стала специально для него переодеваться и прихорашиваться. Она ограничилась лишь тем, что накрыла стол, с хорошим ужином и потом с хорошим портвейном, и вела застольную беседу, пока ее надсмотрщик, сеньор Албану, долго и враждебно молчал. Когда тот удалился, они снова остались на веранде одни. Луиш-Бернарду никуда не торопился, чувствовал себя комфортно, однако при этом было заметно (она заметила), что выглядел он, как никогда одиноким и неприкаянным. Он вызывал сочувствие и сострадание, однако она не собиралась во второй раз попасть в ту же самую ловушку. И поэтому спросила его, с некоторой иронией:

— Ну, и как же, сеньор губернатор, обстоят эти ваши любовные дела?

— А как ваши дела, Мария-Аугушта?

Она засмеялась. Ее смех, как и все ее естество, казался честным и открытым. Как у человека, который никому ничем не обязан:

— Ах, мои любовные дела вряд ли станут когда-нибудь новостью или поводом для разговоров!

Луиш-Бернарду посмотрел на нее так, будто видел ее впервые. Взгляд его был предельно трезвым, раздевающим, оценивающим. Взгляд самца, однако в то же самое время, — и это больше всего раздражало ее, — это был обыкновенный потерявшийся в лесу мальчишка.

— Вам это должно быть на руку, Мария-Аугушта. Именно поэтому, а, может быть, потому, что теперь между нами нет особых секретов, я осмелюсь спросить вас о том, о чем в обычных обстоятельствах никогда бы не спросил: могу ли я остаться и провести с вами ночь?

Мария-Аугушта рассмеялась, немного натужно. Однако при этом грудь ее (он это отметил) слегка приподнялась над краем корсажа. Он тут же вспомнил эту большую, тяжело дышащую, предложенную ему во всей своей прелести грудь и отчаянно захотел, чтобы она не гнала его сейчас прочь. Он захотел, чтобы она приласкала его, как тогда, прижав его голову к своей груди, охваченная глухим страстным желанием, подавляя собственный крик, и заставила бы его забыть всё, всё вокруг, даже несравненное и незабываемое тело Энн.

— Ах, мой бедный Луиш-Бернарду, что же сделала с вами эта англичанка? Позабавилась, а теперь вернулась к мужу? Старая, как мир история! Значит, вы хотите, чтобы я помогла вам стереть ваши воспоминания? Договор вполне справедливый: вы удовлетворяете мое желание, а я даю вам обезболивающее от тоски. За кого же вы меня принимаете — за ту, что заменит вам эту вашу замужнюю любовницу губернатора?

Луиш-Бернарду ничего не ответил, и ей пришлось самой подводить черту под сложившейся ситуацией.

— А, с другой стороны, если подумать, то почему бы и нет?! Кто будет знать, что между нами было, кроме нас самих? Никто ничего не теряет. И, несмотря ни на что, такая перспектива гораздо лучше, чем если бы я сейчас смотрела, как вы уходите, а потом еще переживала, что не воспользовалась подвернувшимся случаем. Так, пойдемте же, утопим каждый свою боль в том, что не оставляет следов, лишь удовольствия ради, как это делают негры, там, в деревне.

* * *