На лице Луиша-Бернарду не дрогнул ни один мускул. Он лишь позволил министру продолжить то, что уже больше напоминало ситуацию, когда рассерженный отец бранит за что-то своего нерадивого сына.
— Сделав это, вы превратили своего друга в недруга, врага. Я только что разговаривал с ним и могу вам это гарантировать. Скоро вы поймете, почему, вместо того, чтобы пустить вам пулю в лоб, что обернулось бы в итоге, несмотря ни на что, достойным завершением жизни во имя любви, он предпочел угрожать мне отчетом, который нанесет опустошающий урон не только нашим общим интересам, но и вашей личной карьере.
Луиш-Бернарду, еще недавно входивший в этот кабинет, будучи охваченным гневом и решимостью действовать, теперь, после разговора с министром, выходил отсюда, как разбойник, что попал в устроенную им же самим западню. Чувствуя тяжесть во всем теле, он предпочел сдаться здесь, на милость министра, в полумраке этих четырех стен, чем сделать это перед всем миром, при свете дня:
— И что же, Ваше Превосходительство, вы предлагаете мне делать?
— Осуществить вашу миссию до конца, в соответствии с тем, что вы обещали королю. Продолжить защищать перед поселенцами то, что вы считаете справедливым и правильным. Поддерживать с вашим бывшим другом, сеньором Джемисоном, честные, как мужчина с мужчиной, отношения и позволить ему, облеченному собственным долгом и моральными обязательствами, отчитаться о существующих фактах, а не о собственных ощущениях, принимать решения, основанные на здравом смысле, а не на постоянном внутреннем раздражении.
Час спустя Луиш-Бернарду уже находился на деревянном мостике, служившем пристанью для города и всего острова. Он прощался с министром, принцем и остальными пятью членами делегации, посещавшей африканские колонии. Во время посадки Дон Луиш-Филипе тронул его за плечо и сказал:
— Сеньор губернатор, я расскажу отцу об исключительном гостеприимстве, которые вы оказали нам здесь на Сан-Томе и Принсипи. Уверен, что он будет благодарен и рад тому, что не ошибся, доверив вам эту сложную управленческую работу. От имени Португалии я хочу поблагодарить вас за то, что вы справились с возложенной на вас задачей и даже превзошли наши ожидания в эти исторические для нашей страны дни, когда впервые за прошедшие более, чем сто лет, член королевской семьи посетил национальные заморские провинции.
Луиш-Бернарду в очередной раз восхитился тем, насколько молодо, почти ребенком выглядел принц: несмотря на то, что речь его вполне соответствовала его возрасту и образованию, которое он получал от гувернанток чуть ли не с пеленок, все это очень контрастировало с его детским лицом, которое было преисполнено искренней благодарности за предоставленные ему несколько дней настоящего праздника.
— Ваше Высочество, это я, от имени всех жителей островов, благодарю Вас за подаренную нам незабываемую честь, а также за огромную радость, которую и Вы сами наблюдали воочию. Я непомерно горд тем, что превратности моей судьбы и планы Вашего отца и моего Короля уготовили для меня, губернатора Сан-Томе и Принсипи, эту честь принимать здесь Ваше Высочество. Прошу Вас по возвращении передать Его Величеству, что не проходит и дня без того, чтобы я не вспоминал о нашем с ним разговоре в Вила-Висоза и о порученной мне тогда миссии.
— Я обязательно передам ваши слова. Обещаю.
Дон Луиш-Филипе обменялся с губернатором крепким рукопожатием. Затем, подняв руку, он в последний раз помахал собравшимся, поднялся по трапу на борт и, так же, как и ранее по прибытии, сел к рулю и приказал отдать швартовые. Айреш де-Орнельяш помахал губернатору уже из шлюпки, слегка наклонив голову и сделав едва заметный для остальных жест, который Луиш-Бернарду воспринял как ободряющий. Тем и завершились эти три адских дня.
Луиш-Бернарду оставался на причале еще какое-то время, наблюдая, как «Африка» маневрирует прежде, чем направиться в открытое море. Солнце уже начинало садиться за горизонт, когда черно-белый корабль лег на курс, выходя из залива, издал три громких гудка и двинулся в сторону заката, в объятия ночного океана. Губернатор стоял так до самого конца, один, еще более одинокий, чем когда-либо, ощущая себя единственным живым существом на этом острове, который будто неожиданно опустел, предоставив ему, посреди этого забытья и одиночества, искать следы, оставленные Энн, дабы не погибнуть от безумия.
XVII