— Ваше Превосходительство, вы ведь не хотите предположить, что это я сообщил ему об этом?
— Я ничего не предполагаю. Однако сам факт существования подобных инсинуаций, свидетельствует о том, насколько вы, Валенса, отпустили ситуацию и позволили сформироваться мнению о том, что вы занимаете сторону англичанина и являетесь противником интересов наших поселенцев. То есть…
— Это, Ваше Превосходительство, — Луиш-Бернарду почувствовал, как вскипает его кровь, — чудовищно несправедливо и оскорбительно. Я не вставал ни на чью сторону, а лишь защищал интересы дела и своей миссии, которая была изложена мне Сеньором Доном Карлушем в Вила-Висоза. Суть заключается в том, чтобы убедить мировую общественность, начиная с английского консула, что Португалия не использует рабский труд на Сан-Томе и Принсипи. Такова была адресованная мне просьба, и именно на это я дал свое согласие. Больше ни на что.
— Нет. Вас еще просили принять во внимание особенности экономики Сан-Томе, а также то, что процветание колонии невозможно без привозимой извне рабочей силы.
— Рабов?
— Нет, не рабов! — Теперь уже Айреш де-Орнельяш начал раздражаться, повысив голос. — Ни о каком рабском труде речь не идет! И это коренным на самом деле образом отличается от гуманистического лицемерия англичан, озабоченных только торговой конкуренцией между их и нашими колониями. Вот над этим отличием вам и нужно было работать, рядом с англичанином. А не ставить на какое-то там совершенство мира, которого просто не существует — ни здесь, ни в Африке и ни в какой-либо другой колонии Их Грациознейшего Британского Величества! Вас просили проявить тонкость и благоразумие. Вам же подавай революцию, здесь и сейчас. А этот очарованный вами англичанин все ждал и ждал, когда же, наконец, свершится это ваше необыкновенное чудо!
Луиш-Бернарду в ужасе замер. Теперь он понимал, чего на самом деле от него хотели. И для того, чтобы он осознал, чего ожидают от его миссии, оказывается, нужно было, чтобы из Лиссабона приехал опытный политик, обладающий стратегическим мышлением в колониальных делах.
— В таком случае, сеньор министр, я думаю, мне остается только представить прошение об отставке, которое я прошу немедленно удовлетворить.
Айреш де-Орнельяш снял очки с чуть запотевшими от влажности воздуха стеклами, дыхнул на них и начал медленно протирать платком, который до этого достал из кармана своего кремового пиджака.
— Послушайте меня, молодой человек. Я буду предельно откровенен. Мы имеем дело с очень серьезной проблемой, решить которую совсем не просто. Однако это не повод для того, чтобы я пожелал уволить или унизить вас. Я не приму вашей отставки, потому что она ничего не решит и ничего не изменит к лучшему, ни для вас, ни для нас. Для вас это будет означать позорное поражение. Нам уже будет бесполезно искать кого-либо, кто смог бы заменить вас с этого момента и до конца года. Он вряд ли окажется в лучшем положении, чем вы, для того, чтобы повлиять на то, чтобы доклад сеньора Джемисона нанес наименьший ущерб нашим интересам и оставил бы нам дополнительный шанс для переговоров и достижения компромисса. Ваша миссия не закончена, хотя она находится на грани краха, и я даю вам последнюю возможность, чтобы вы попытались минимизировать его.
— Я сомневаюсь, сеньор министр, что я как-то смогу повлиять на выводы сеньора Джемисона…
— Может быть, нет, а может, и да. Нынешний визит Наследного принца стал большим политическим успехом, во многом благодаря вам. В колонии это добавляет вам очков, даже среди ваших противников, а кроме этого, является дополнительным международным козырем и для нас. И данную небольшую возможность для маневра вы все еще могли бы использовать — если, конечно, вы сумеете выстроить с Джемисоном отношения, которые были бы адекватны ситуации.
Луиш-Бернарду теперь слушал его с особым вниманием: министр совсем не глуп. Не исключено, что сейчас он собирается предложить ему выход, который он отвергнет лишь из-за собственного высокомерия.
— Какие отношения вы имеете в виду, Ваше Превосходительство?
— Вас не обидит, если я отвечу откровенно?
— Мне уже нечего терять, сеньор министр.
— Есть, есть. Но лучше вам будет это услышать, в любом случае. Я понимаю, что вы, воспитанный и образованный человек, вкусивший блеска и комфорта лиссабонской жизни, оказавшись здесь, в этой зеленой пустыне, завели дружбу и даже близко подружились с единственным человеком, чей уровень, как вы посчитали, соответствует вашему. То, что он представляет интересы, которые противоположны нашим, это даже не помеха. Наоборот, так сказать, соблазнить, увлечь собой консула, которого Англия направила сюда, строя против нас козни, по всей видимости, — хорошая политика.
— А что же тогда оказалось неправильным?
— А неправильным оказалось то, мой дорогой губернатор, что вы не ограничились тем, что соблазнили консула. Вы также соблазнили, и уже в прямом смысле, его красавицу-жену.