Читаем Экспресс «Надежда» полностью

— Ладно вам. Самолюбие, амбиции. К чему это? Я ведь вам объяснил: мы не люди. И такие вещи просто-напросто не воспринимаем. Давайте лучше о деле.

— Давайте.

— Комманданте прав. В одиночку вам отсюда не выбраться. Думаете, коридор ведет куда-то? Никуда. О ленте Мёбиуса слышали? Экспресс «Надежда» примерно то же самое. Во времени и пространстве. Понимаете?

— Нет, — признался Иван.

— Не беда. Уясните себе одно: вам пособник нужен. Сообщник. И этот сообщник — я. Верите?

— Нет.

— Правильно. И я бы на вашем месте не поверил. Стимул должен быть, верно?

Иван кивнул, не сводя глаз с собеседника.

— Со стимулом посложнее. — Руперт облокотился о столик, сплел пальцы. — Скажем, так: у меня с комманданте личные счеты. Вот я и решил ему насолить. Устраивает?

— А если серьезно? — Иван достал из кармана папиросы.

— Вам-то не все равно? Хочу помочь — значит, есть на то причины.

— Ладно. — Иван закурил и оглянулся в поисках пепельницы. — В конце концов, это ваше личное дело.

— Стряхивайте на пол, — разрешил Руперт. — Так уж и быть, подмету.

— Это что — ваша комната?

— Моя.

— Далековато забрались.

— Ничуть. Мы с вами соседи. Через стенку живем. А столовая рядом…

Ни слова не говоря, Иван вышел из комнаты и огляделся. Коридор оставался прежним. Да и что в нем, собственно, могло измениться? Пол из имитированного под паркет пластика, потолок с матовыми прямоугольными плафонами, два ряда уходящих в бесконечность дверей. Иван глянул на ближайшую и досадливо хмыкнул: на номерной табличке красовалась двухзначная цифра. Все еще не веря, он толкнул дверь и вошел. Планшет висел на месте. На неприбранной постели валялся томик Хемингуэя. Посреди стола топорщилась окурками пепельница.

— Дела-а…

— Вот вам и «дела-а»! — Вездесущий Руперт был тут как тут. — В экспрессе куда ни иди — далеко не уйдешь. И не думайте, что это я вам подстроил: так запрограммировано.

«Нелепо получается, — признался себе Иван, — Отговаривает бежать — упорствую. А тут человек сам предлагает помочь…»

— Не человек, — поправил Руперт. — Биоробот.

Иван и ухом не повел, продолжая рассуждать: «Что меня сдерживает? Недоверие? А чем я рискую! Сорвется — буду другой ход искать. На ошибках учатся».

— Уже лучше, — кивнул Руперт. — А что касается риска… — Он помолчал. — Риск есть. Но со мной вы рискуете гораздо меньше.

— Слежка? — жестко спросил Иван.

— Слежка, наблюдение, контроль — какая разница? Заметили, что наши подопечные общаются только в столовой?

— Заметил! — Иван сам не понимал, что его бесит.

— Злиться-то зачем? — миролюбиво пожурил Руперт. — Будто у вас на Земле не то же самое.

— Конечно, нет!

— Бросьте. Психлечебницы, колонии, тюрьмы…

— Там больные или преступники.

— Не всегда… А здесь подопытные. Какая разница?

— Разница есть.

— Это с вашей точки зрения.

— Ас вашей?

— С нашей нет. В столовой вы общаетесь в рамках Программы. Все фиксируется: разговоры, мысли, эмоции, физиология. На то и Эксперимент!

— Знаете что! — вскипел Иван.

— Разумеется, знаю, — усмехнулся Руперт. — «Да как вы смеете!», «Убирайтесь прочь!»

Он зевнул. Это было так неожиданно, что Иван растерялся.

— Сядьте. — Руперт указал рукой на кресло. — Кому нужны ваши амбиции? Вы что, у себя в лабораториях на животных не экспериментируете? А после этого о «братьях меньших» ваших сюсюкаете. Мы тут, по крайней мере, скальпелями не орудуем.

— Разве что, — буркнул Иван. Ему вдруг все опротивело: и предмет разгоревшегося было спора, и вообще весь разговор. Собеседник продолжал бубнить:

— Зато вне столовой каждый может делать что хочет. Отдыхайте, пользуйтесь библиотекой, смотрите видеофильмы, предавайтесь самоанализу.

— Даже так? — Иван представил обжору сирийца, предающимся самоанализу, и улыбнулся. — И никакой слежки?

— Почти. Личные наблюдения. В саду и библиотеке — тот, кого вы зовете отцом Мефодием. В комнатах и видеозале — ваш покорный слуга.

— А в коридоре?

— В коридоре никто.

— Вот как?

— Да. Это одно из условий Эксперимента.

— Не верю я вам, Руперт. — Иван опять полез в карман за папиросами.

— И зря не верите. Впрочем, ваше дело. Насильно, как говорится, мил не будешь.

Руперт поднялся, намереваясь уйти.

— Можно вопрос?

— Конечно.

— Допустим, я вам поверил. С вашей помощью побег удался. Но ведь меня наверняка хватятся. А я — ваш подопечный.

— Странные вы существа, люди. Какое вам до этого деле? Ведь это я рискую, а не вы.

— И все-таки? — Иван закурил. — Что вам грозит?

— Все равно не поймете.

— Постараюсь.

— Он постарается! Слушайте, вы, комок протоплазмы! Вы в себе-то толком разобраться не в состоянии, а туда же! Что мне грозит! Кто я такой, чтобы мне что - то грозило? Биоробот. Деталь Программы и только. Испорченную деталь заменят новой, вот и все.

— А куда денут испорченную?

— Вас это волнует?

— Да.

— Отправят на переплавку.

— Понятно. — Иван затянулся, медленно выпустил струю дыма в сторону окна. Там, в лунном мерцании, угадывался какой-то абстрактный пейзаж. Произнес, медленно выговаривая каждое слово:

— За то, что готовы помочь, спасибо. Но я вашей помощи принять не могу.

— Почему?

— Слишком дорого она вам обойдется.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Коммунисты
Коммунисты

Роман Луи Арагона «Коммунисты» завершает авторский цикл «Реальный мир». Мы встречаем в «Коммунистах» уже знакомых нам героев Арагона: банкир Виснер из «Базельских колоколов», Арман Барбентан из «Богатых кварталов», Жан-Блез Маркадье из «Пассажиров империала», Орельен из одноименного романа. В «Коммунистах» изображен один из наиболее трагических периодов французской истории (1939–1940). На первом плане Арман Барбентан и его друзья коммунисты, люди, не теряющие присутствия духа ни при каких жизненных потрясениях, не только обличающие старый мир, но и преобразующие его.Роман «Коммунисты» — это роман социалистического реализма, политический роман большого диапазона. Развитие сюжета строго документировано реальными историческими событиями, вплоть до действий отдельных воинских частей. Роман о прошлом, но устремленный в будущее. В «Коммунистах» Арагон подтверждает справедливость своего убеждения в необходимости вторжения художника в жизнь, в необходимости показать судьбу героев как большую общенародную судьбу.За годы, прошедшие с момента издания книги, изменились многие правила русского языка. При оформлении fb2-файла максимально сохранены оригинальные орфография и стиль книги. Исправлены только явные опечатки.

Луи Арагон

Роман, повесть
~А (Алая буква)
~А (Алая буква)

Ему тридцать шесть, он успешный хирург, у него золотые руки, репутация, уважение, свободная личная жизнь и, на первый взгляд, он ничем не связан. Единственный минус — он ненавидит телевидение, журналистов, вообще все, что связано с этой профессией, и избегает публичности. И мало кто знает, что у него есть то, что он стремится скрыть.  Ей двадцать семь, она работает в «Останкино», без пяти минут замужем и она — ведущая популярного ток-шоу. У нее много плюсов: внешность, характер, увлеченность своей профессией. Единственный минус: она костьми ляжет, чтобы он пришёл к ней на передачу. И никто не знает, что причина вовсе не в ее желании строить карьеру — у нее есть тайна, которую может спасти только он.  Это часть 1 книги (выходит к изданию в декабре 2017). Часть 2 (окончание романа) выйдет в январе 2018 года. 

Юлия Ковалькова

Роман, повесть
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман