Эксперт по турбулентности

Лайнер внезапно накренился на левый борт и совершил гигантский скачок вверх, содрогаясь и скрипя. Женщину, направлявшуюся в туалет, швырнуло через последний ряд сидений по левому борту. Молодой человек с модной бородкой влетел в верхнюю багажную полку, подняв одну руку как раз вовремя, чтобы смягчить удар. Несколько человек, расстегнувших ремни безопасности, поднялись над спинками кресел, словно левитировали. Раздались крики.

Самолет, свалился вниз, словно камень в колодец, содрогнулся, затем снова поднялся, теперь наклонившись на другой борт. Удар застал Фримена, когда он поднимал свой напиток ко рту, и теперь он был облит им с ног до головы.

— Черт! — Прохныкал он.

Диксон закрыл глаза и ждал смерти. Он знал, что этого не будет, если он выполнит свою работу, это было то, для чего он там находился, но всегда чувствовал одно и то же. Он всегда ждал смерти.

Раздался очередной дин-дон.

— Говорит капитан корабля. — Голос Стюарта был — как любили говорить некоторые спортивные комментаторы — спокойным, как ни в чем не бывало. — Похоже, мы столкнулись с неожиданной турбулентностью, ребята. Поэтому…

Самолет совершил еще один ужасающий подъем, шестьдесят тонн металла были подброшены вверх, словно кусок обгоревшей бумаги в дымоходе, а затем упал вниз с одним из этих скрипящих звуков. Раздалось еще больше криков. Шедшая в туалет дама поднялась, попятилась назад, взмахнула руками и упала на сиденья по правому борту. Мистер Модная Бородка присел в проходе, держась за подлокотники с обеих сторон. Два или три верхних отсека открылись, багаж оттуда вывалился.

— Черт! — Снова прохныкал Фримен.

— Поэтому я включил знак «Пристегните ремни», — продолжил пилот. — Извините, ребята, скоро мы вернемся в нормальное небо…

Самолет начал подниматься и падать серией рывков, словно камень, скачущий по водной глади пруда.

— …очень скоро, так что держитесь.

Самолет резко опустился, затем снова поднялся. Чемоданы в проходе то подлетали, то падали, подлетали и падали. Глаза Диксона были закрыты. Его сердце теперь стучало так быстро, что, казалось, не было каких-то отдельных ударов. Во рту было кисло от выброса адреналина. Он почувствовал, как на него его руку легла чья-то рука, и открыл глаза. На него пялилась Мэри Уорт, ее лицо было бледным, как пергамент. Глаза стали огромными.

— Мы все умрем, мистер Диксон?

Да, подумал он. На этот раз мы все умрем.

— Нет, — сказал он. — С нами все буде в пор…

Самолет, казалось, врезался в кирпичную стену, швырнув их вперед в пояса безопасности, а затем накренился на левый борт: тридцать градусов, сорок, пятьдесят. Как только Диксон подумал, что он полностью перевернется, он выправился. Диксон слышал крики людей. Ребенок просто вопил. Какой-то мужчина кричал:

— Все хорошо, Джули, все в порядке, все хорошо!

Диксон снова закрыл глаза и позволил страху полностью захватить его. Это было ужасно; но это был единственный способ спасения.

Он увидел, что произойдет, на этот раз не останавливаясь, а пройдя весь путь. Он увидел, как самолет теряет свое место в той термодинамической мистерии, которая ранее его удерживала. Он увидел, как нос самолета быстро задирается, затем останавливается, а затем кренится вниз, как автомобильчик на американских горках, перед своим первым спуском. Он увидел, как самолет начинает свое окончательное падение, пассажиры, которые не были пристегнуты ремнями, буквально приклеились к потолку, желтые кислородные маски совершают последнюю безумную тарантеллу в воздухе. Он увидел, как ребенок летит вперед и исчезает в салоне бизнес-класса, все еще вопя. Он увидел, как самолет врезается в землю, от носа и отсека первого класса не остается ничего, кроме смятого стального букета, расцветающего в салоне, и приносящего обрывки проводов, пластика и оторванных конечностей, и тут взрываются баки, и Диксон делает свой последний вздох, который сжигает легкие, как бумажные мешки.

Все это происходит в считанные секунды — возможно, тридцать, но не более сорока — и настолько реально, как это могло бы произойти на самом деле. Затем, после еще одного ужасного скачка, самолет стабилизируется, и Диксон открывает глаза. На него все также смотрит Мэри Уорт, ее глаза полны слез.

— Я думала, что мы умрем, — сказала она. — Я знала, что мы умрем. Я это видела.

Я тоже, подумал, Диксон.

— Вздор! — И хотя его голос звучал бодро, Фримен выглядел каким-то позеленевшим. — Эти самолеты, учитывая их строение, могут летать и в ураган. Они…

Жидкая отрыжка остановила его разглагольствования. Фримен выдернул из кармашка на спинке сидения прямо перед собой пакет для блевотины, открыл его и приложил ко рту. Затем последовал звук, который напомнил Диксону о маленькой, но эффективной кофемолке. Звук прекратился, затем начался снова.

Вернулся дин-дон.