Эксперт № 45 (2013)

Название диссертации звучало тогда необычно: «Эволюционно-генетическая модель политипизма карбида кремния». Научный руководитель Лучинина Юрий Таиров из-за консервативной реакции оппонентов: «У нас за концепции кандидатских степеней не присваивают» — предложил переформулировать название работы на другое, с более привычными для лэтишных технократов терминами, — «Гетероэпитаксия и микропрофилирование в технологии карбида кремния». Блестяще защитив свою научную работу, Лучинин продолжает работу в лаборатории в качестве младшего научного сотрудника, а потом получает место ассистента на кафедре. По его рассказу, он всегда занимался технологиями, и, памятуя об этом, его отряжают в Ленинградское объединение электронного приборостроения «Светлана», флагман советской электронной промышленности и ведущее предприятие ВПК в этой сфере. При объединении работал факультет повышения квалификации инженеров, где преподаватели ЛЭТИ читали лекции по курсу «Технология полупроводниковых приборов». Проблема заключалась в том, что профессура пыталась заново научить уже состоявшихся технологов и конструкторов тому, «как и что делается». Инженерно-технических же работников «Светланы», и без того знавших реальное производство лучше институтских преподавателей, больше интересовали вопросы, связанные с конкретными физико-химическими проблемами и технологическими нюансами, с которыми им приходилось сталкиваться по ходу работы. Курс Виктора Лучинина, всегда старавшегося разобраться в глубинных процессах применительно к полупроводниковым технологиям, получает популярность, молодой преподаватель успешно читает здесь лекции четыре года, попутно осваивая тонкости микроэлектронного производства.

С такой «птичкой» можно лететь в разведку

В 1984 году Лучинин занимает должность доцента на кафедре диэлектриков и полупроводников. Двумя годами позже в ЛЭТИ приступают к запуску нового лабораторного комплекса с так называемой гермозоной, на строительство которого государство выделило приличные деньги, и под эту статью можно было покупать приборы. В частности, были приобретены редкие тогда просвечивающий и растровый электронные микроскопы. Так началось комплектование оборудованием будущего Центра микротехнологии и диагностики (ЦМИД).

В ЛЭТИ был объявлен своеобразный конкурс на лучшие предложения, как эффективнее воспользоваться исследовательскими возможностями нового комплекса. Лучинин выдвинул два тезиса, объединенных в единую концепцию создания центра. С технологической точки зрения он должен был быть ориентирован в первую очередь на корпускулярно-пучковые технологии и диагностику, а с точки зрения организационной — превратиться в центр коллективного пользования, в отличие от других поданных проектов, предлагавших, по сути, растащить лабораторные площади по отдельным кафедрам. Идея, чтобы гермозона ЛЭТИ развивалась как целостная система, а не представляла собой эклектическую совокупность «удельных княжеств» в виде лабораторий разных кафедр, была поддержана Юрием Таировым, тогдашним проректором ЛЭТИ по научной работе, а с его подачи и научным советом института. На самого Виктора Лучинина возложили обязанности руководителя созданного межвузовского отдела микроэлектронной технологии, заведующие же кафедрами вошли в коллегиальный научно-технический совет при МОМЭТ.

Но было одно важное условие, в значительной мере предопределившее автономное развитие межвузовского отдела: ему ограничили институтский лимит на фонд заработной платы 24 тыс. рублей в год, а все остальное МОМЭТ должен был зарабатывать сам, самостоятельно находя хоздоговорные работы и не залезая в бюджет ЛЭТИ. Институтский бюджет, рассказывает Лучинин, в основном складывался из государственных вложений в НИР, а также из вложений промышленных предприятий, получавших необходимых им специалистов-выпускников и обязанных отдавать готовившему их вузу 10% своего НИОКР-бюджета. Конечно, и в самом институте, продолжает рассказ ученый, приличная часть и бюджета, и заработка преподавателей, аспирантов и студентов складывалась за счет таких работ, но в проблемные лаборатории института подобные заказы шли по накатанной от профильных предприятий. Новому же лабораторному комплексу как отдельному подразделению предлагалось искать заказы самостоятельно. «С 1986 года и до сих пор, — рассказывает ученый, — я живу на хозрасчете. Здесь у меня нет бессрочного штатного расписания (не считая небольшого административного аппарата), и тогда, и сейчас научный работник каждый год заново заключает срочное соглашение, так как я могу гарантировать ему работу только в течение определенного промежутка времени. Моя же задача — найти работы, которые давали бы возможность существовать самому центру и материально стимулировать и поддерживать работающих у меня профессионалов».

От декоративных покрытий к ядерной безопасности