Эксперимент RK800 (СИ)

– Вы чините машины, приводите мои системы в порядок, отказываетесь изучать фрагменты памяти, аргументируя личностным долгом. Но при этом вы совершили международное преступление, предав корпорацию, на которую проработали семь лет, – Коннор старался справиться с навалившейся противоречивой информацией. Он взглядом искал ответы в поверхности стола, однако ничего, кроме бликов ламп не встречал. В нем было так много сомнений, что диод грозился вот-вот стать красным, однако этого не происходило. Для меня это было хорошим знаком. – Я не понимаю, как должен относиться к вам и какое впечатление складывать о вашей личности.

Оно было не удивительным. Я и сама порой не знала, как относиться к себе. Иногда хочется забиться в угол в попытке спрятаться от ощущения собственной никчемности, а иногда пофигистичность побеждает, вынуждая смотреть на все сквозь пальцы. Мне повезло. Природа наделила меня редкостной инертностью по отношению к окружающему миру. Война машин и людей, конфликт России и США, глобальное потепление, лекции Майлза о здоровье – все воспринималось мной нейтрально, через призму холодной объективности. Попытки подарить машинам вторую жизнь с последующей свободой и деньгами в кармане были лишь методом удовлетворения эгоистичных потребностей увидеть радость и надежду в оптических линзах. Ведь я не желала испытывать сострадание и привязанность, обходя стороной чужую память.

Вернувшись к краю стола уже без всякого страха перед вскочившим Коннором, я беспечно с легкой улыбкой заглянула в его отчаявшиеся глаза.

– Однажды я пришла на работу в домашних тапках. Проехала на метро через половину города. Я собрала на себе столько неодобрительных взглядов, что всеми пальцами Китая не пересчитать. Так что прости, Коннор. Но мне абсолютно все равно, что ты обо мне думаешь.

Вру, и голос мой не дрожит. Дрожит только сердце, как назло испытывающее приступ аритмии и потому заставляющее меня краснеть от повышенного давления. Встряхнув головой, я уже хотела развернуться и уйти, как андроид, не сводя с меня недоуменного взора, в который раз не дает покинуть его своим мягким, отчаявшимся голосом.

– Расскажите мне, – он слегка поддался вперед, как будто боясь, что его не услышат. Тонкая прядь темных волос колыхнулась, и я почувствовала, как внутри вновь все трепещет, как кожу облизывают языки жадного пламени.

– Ты ведь и так все знаешь, какой в этом смысл? – недоуменный вопрос сорвался с губ прежде, чем я смогла осознать слова. На деле Коннор ничего не знал. На деле он видел лишь то, что хотело показать «Киберлайф».

– Я хочу слышать это от вас.

В темных глазах было столько мольбы, что я не смогла отказать андроиду в этой увлекательной истории. Аура вокруг Коннора была мощной, он всем своим видом просил переубедить его в той информации, которую ему выдала база данных. То ли это было стремление верить в наличие в мире чего-то светлого, то ли желание не считать человека, что старательно приводит его в порядок уже несколько дней, плохим.

Устало вздохнув, я присела на самый край хирургического стола. Ткань платья скрывала кожу на бедрах от металлического холода, и в какой-то степени это удручало. Уж что-что, а именно прохлады моему телу, взбудораженному близким положением Коннора, не хватало. RK800 внимательно наблюдал за моими действиями, и, когда я вскарабкивалась на стол, учтиво отстранился, дабы не смущать меня своим присутствием. Зря, парень. Я бы очень хотела начать из-за тебя смущаться.

– Я и впрямь проработала на «Киберлайф» семь лет. Элайджа Камски, основатель компании, всегда считал, что свежая кровь и амбиции важнее уже накопленного опыта, и потому я успешно пробилась в компанию уже на последних курсах университета, – начать говорить о своем «криминальном» прошлом тяжело, тем более, когда оно изрядно подпортило тебе жизнь. Усевшись на стол, я тут же почувствовала тяжелую усталость на плечах. Руки моему взору были куда интереснее, чем сам собеседник, что теперь не спускал с меня глаз. – Мне нравилась моя работа… порой приходилось сидеть до часу ночи, но все же компания позволяла чувствовать себя частью чего-то крупного и значимого. Муж не одобрял моего трудоголизма, зато в двадцать три года я и впрямь стала самым молодым самостоятельным инженером-кодировщиком.

Воспоминания мелькали, точно черно-белые кадры. Быть стажером в крупной организации всегда нелегко – мало того, что первые полгода ты работаешь бесплатно, так потом, если тебя утвердили, первый год впахиваешь с утра до ночи за гроши, оставив личную жизнь за дверями компании. «Киберлайф» для меня была как вторая семья. Бывали и сложные моменты, но на какой работе их нет?

– Ваш реабилитационный период после аварии должен был составлять минимум половину года, без учета нахождения в коме, – Коннор вовремя уловил пустые дыры в моей биографии, и потому поспешил их озвучить. Я не была против вопросов. Мельком глянув в лицо недоумевающей машины и отметив золотой диод, я слабо улыбнулась и вернулась взором к рукам. – Но вы пробыли в недееспособном состоянии всего три месяца. Почему?