- Да, она была в цветастом халатике, мерзкий донжуан! И у нее были грустные заплаканные глаза, безжалостный ты человек! И еще у нее были прекрасные золотые волосы и маленькие ножки!
- Помню, помню, - вздохнул Вацлав.
- Не понимаю, чего тебе еще надо? Не девушка, а ангел.
- Эх, Гена, Гена, - покачал головой Вацлав, - ничего ты не знаешь! У меня самого сердце так и рвется на части, когда ее вспоминаю. Но не повернешь реку вспять, не заставишь мумию египетского фараона пробежать стометровку. Ладно, слушай…Родился я в тысяча девятьсот тридцать восьмом году в семье мелкого бездарного музыканта. Детство было самое обыкновенное, если не считать одного скверного обстоятельства: надо мной всю жизнь тяготеет рок. Но рок не простой. С этим можно было еще смириться. Многих людей преследует простой рок, и они ничего, живут себе помаленьку. Ко мне же привязался какой-то придурковатый рок, чокнутый. На первый взгляд вроде и смешно, а выходит самая настоящая трагедия. Например, еще младенцем я вывалился из коляски и проломил себе нос. Ну, проломил и проломил. Многие проламывают себе носы. Разумеется, я вырос горбоносым. Опять же это не ахти какое несчастье. Многие вырастают горбоносыми. Но дело в том, что мне только на том основании, что я горбоносый, начальник паспортного стола, который был очень зол на меня за одно дело, написал в паспорте против графы «национальность» - «грек». Идиотская история. Другой бы ее за два дня уладил: начальника бы наказали, передо мной извинились. А я вот до сих пор хожу греком.
- Врать ты здоров. Кобзиков тяжело вздохнул:
- Мне никто не верит, и ты не исключение. Или вот еще другая история. Сочинил я кантату. Чего скалишься? В детстве я был вундеркиндом. Все в восторге. Дескать, ах, ох, талант! Исполнил ее раз, другой. Слышу - собираются меня в музыкальную школу для особо одаренных детей помещать. Ну, думаю, карьера налицо. И отец так думал, и все так думали. А потом какой-то дурак из отцовской филармонии возьми да ляпни: «Что-то эта кантата мне сильно напоминает Скаланчелли». Тут, разумеется, все забегали, засуетились. Начали проверять, не спер ли, значит, я кантату у этого самого Скаланчелли. На меня косятся. Дескать, нехорошо, молодой человек. И что же оказалось? Никогда этого Скаланчелли и не существовало. Все успокоились, но в школу меня все-таки не послали, и потом все мои произведения тщательно проверяли. История глупая, но музыкант во мне погиб.
Я сочувственно вздохнул. Вацлав Кобзиков грустно нанизал колбасу на вилку.
- Да-а. Теперь дальше. Ты знаешь, как я очутился в зооветеринарном институте?
- Догадываюсь. В детстве ты очень любил животных.
- Насчет животных это правильно. Очень я их люблю. Только в жареном виде. Поступить в пищевой институт было мечтой всей моей жизни. Жарить колбаски там разные и прочее. Еле дождался дня, когда выдали нам аттестаты. Хватаю я, значит, свое свидетельство о зрелости и рву когти прямо сюда. Вышел из вагона, осмотрелся, вижу, девушка сидит на скамейке, мороженое ест, ножкой фокстрот танцует,"Где тут, красавица, - спрашиваю, - свиносъедобный институт?» - «Пойдете, - говорит, - прямо, потом налево, потом опять прямо». Еще улыбнулась, сволочь, чтоб ей старой девой остаться. Ну, пошел я прямо, налево и прямо. Вижу, громадное здание стоит и красными буквами таблица: «Приемная комиссия». Сдал документы, экзамены как по маслу прошли. Начались занятия, лекции. Быков, значит, баранов приводят в аудиторию - дескать, смотрите, вот эта часть рогами называется, а эта хвостом… Сижу помалкиваю, записываю, хвосты зарисовываю, а сам думаю: скорей бы научили жарить и варить их. Однако проходит месяц, другой, по-прежнему изучаем желудки да мочевые пузыри. Пошел я в деканат и спрашиваю: «Скоро котлеты жарить будем?"Там отвечают: «Котлеты жарит рядом институт пищевой промышленности. А мы их только выращиваем».
Выскочил я на улицу, глянул на фасад и обомлел. Громаднейшими буквами написано «Зооветеринарный институт». Потемнело у меня в глазах, хотел бежать к ректору, да разве он поверит? Анекдот ведь. Куда денешься? Прием везде закончен. Так и остался.
- Вот тебе и свиносъедобный. Острить не будешь.
- Тебе хорошо смеяться, - сказал Кобзиков мрачно. - А я всю жизнь ветврачом буду!
- Ничего, вашему брату тоже приходится котлеты жарить. Куда взял направление? Бери в мясомолочный совхоз.
Кобзиков положил на стол вилку, подозрительно огляделся и шепотом сказал:
- Решил я перехитрить свой чокнутый рок.
- Как? - тоже почему-то шепотом спросил я.
- Хочу жениться. Я уже два года ищу себе невесту. Но пока никаких результатов.
Я недоверчиво оглядел грека. Передо мной сидел бычок средней упитанности - хоть сейчас пускай на котлеты. Не может быть, чтобы им не интересовался слабый пол.
Кобзиков перехватил мой взгляд.
- Конечно, простых девушек навалом. Хоть сейчас под венец.
- Тебе нужна не простая? Девушка-загадка? Девушка-сфинкс? Мумия египетского фараона.
- Мне нужна дочь министра.
- Кто? Дочь министра? - захохотал я, но, взглянув на ветврача, осекся. Он сидел серьезный и мрачный.