Эксперимент

   Когда же вернулась, она аккуратно, двумя руками держала тарелку. Подсела к больному. Бравируя, Юрьич поднялся. Ирэн подтянула подушку, поставив почти вертикально. Потом села рядом и стала кормить его с ложечки. Прямо как мама. Он явно смущался, однако противиться был ещё слаб, и ему оставалось покорно глотать свой бульон и терпеть, когда доктор ему как детсадовцу тёрла платком подбородок.

   А доктор сидела над ним - прямая как струнка спина, спокойная нежность движений... И я вдруг представил на месте больного себя: вот надо мною склонилась наш доктор, и вот сквозь платок, вытирающий губы, я чувствую пальцы Ирэн... Внезапно она обернулась (возможно и нет, просто мне показалось), и я пулей вылетел в коридор.

   Там я в волнении принялся дёргать за китель, жилет, поправлять надоедливый галстук... и, вынув часы из кармана, нечаянно их уронил. Спасла механизм золотая цепочка (точнее, она золочёная). Прежде чем сунуть обратно в карман, я открыл циферблат, машинально взглянул...

   Двенадцатый час! Заглянув обратно лишь дабы откланяться, я устремился к депо.

   Через пару минут я прошёл вдоль вагонов: состав так и не был расцеплен. Однако же тендер был полон, а сам паровоз дышал жаром, как будто огромный вагон-самовар. Что обычная практика: если был рейс без поломок, механик состав проверяет, и ставит "на ход", то есть в нужную сторону. А паровоз отцепляется к вечеру, для "Полуночника".

   Только сейчас, успокоившись, я пожалел о пропущенном завтраке. Я его именно пропустил: всё поглощённое мною за утро - не более полдника. Пузо просило поесть. И посему я зашёл в небольшую веранду, где парочка столиков, шкаф и "титан". В нашу "депошно-складскую" столовую.

   Там был механик. Рабочий халат как всегда был поверх белоснежной сорочки. Механик размешивал ложечкой чай.

   Я вынул из шкафа лоток с пирожками (свежайшими, тёплыми!), взял пирожок, заварил себе чаю, взял "наш", МПСовский, сахар в обёртке с "Р-200"... потом, наизусть зная ценники, положил в кассу нужную сумму (кассой "работает" ящик стола под "титаном").

   Механик пил чай не спеша, подливая помалу в большое глубокое блюдце. Я быстро поел, и потом, обжигаясь, я пил сладкий чай из стакана в большом "поездном" подстаканнике.

   Вышли мы вместе.

  -- Про Юрьича, - тихо сказал я, - Без пятнадцати десять больной как бы пришёл в больницу. Настоящий диагноз - усталость. Ирэн позвонила в Контору, и его официально подменят.

  -- Понял, - ответил механик, - Пишу его в смену. Потом, в девять тридцать - девять тридцать пять "отпущу его к доктору". Думаю, "с сопровождающим".

   Мы подошли к паровозу. В окне его тихо мелькнул кочегар.

  -- Можете ехать, - механик кивнул кочегару, - я видел, что ты всё проверил.

   Единым прыжком я поднялся по лестнице, быстро, привычно окинул взглядом все ручки, приборы... и краешком глаза увидел, как в эту секунду взмахнул семафор.

  -- Время выхода, Виктор Сергеич. Состав расторможен, у нас оба тормоза включены.

   Я занимаю любимое кресло, и в руки ложатся удобные ручки. Вдохнув, я слегка подаю регулятор... и выдох мой тонет в шипенье продувки.

   Минута в минуту мы подали поезд к вокзалу, и вот мы идём - идеально по графику. "Мой" кочегар, ненадолго оставив лопату, откинул "сидушку": сидит, наблюдает за водяным стеклом. Перед ним - механический тормоз и ручка эжектора (плюс к "моему": если что - подстрахует), над головою шнурок для гудка.

   И, будто неделю не виделись, мы между делом болтаем, болтаем...

  -- Мне, вообще, это нравится: кинул угля, и только посматривай в водяное стекло. Мало водички - добавил эжектором, много - прикрыл ему пар. Только вот Полуночник... сцеплять-расцеплять - обожаю, а ночью рулить...

  -- Не скажи: вот ночью-то вся и романтика.

  -- Ничего ты не понимаешь! Романтика - утром: ты едешь и видишь как всё просыпается. Даже встаёшь в это утро пораньше, часиков в шесть, выходишь во двор, заварив себе чаю... А ночью - всё спит. Обзеваешься только...

   Полдень. Роскошный полдень, пахнущий шпалами. Зной. Слегка пыльный зной с бликами Солнца, летящими в рельсах.

   Но взгляд то и дело - на скоростемер: пассажиров везём, никакой автоматики!

   Станция. Жезл принимает почтмейстер.

   Никак не привыкну: здешний почтмейстер глупейшим образом попал к Современничкам. Да, новый - тоже прекрасный товарищ. Но старый... изящные, чуть двусмысленные фразы; цитаты из классиков там, где не принято вслух от себя - его телеграммы я ждал как подарка...

   Однако сейчас он у наших противников... впрочем, противников ли? Мы и они - как на разных планетах...

   Они получили хорошего друга. И вряд ли его отдадут, ведь хорошие люди им тоже нужны.

   Звонок об отправке. Кондукторы вынули жёлтые в скатку флажки, я дёрнул гудок, получил новый жезл, и тихонько, на пару щелчков, подтолкнул регулятор.

   Сегодня до вечера я просижу у постели больного. И буду смущён, если там же появится доктор... Но это потом, а пока же, как только состав, лязгнув сцепками, тронулся, пар загудел, разлетаясь по рельсам...

   Старый мотив железных дорог,

   Вечная молодость рельсовых строк...

Немоторное топливо.