Эксодус (Книга 3, 4 и 5)

- Девять фунтов и ни гроша больше, - твердо заявила она. Переводчик передал это контрпредложение мистеру Акиму. Мистер Аким был оскорблен до глубины души. Он начал божиться и плакаться.

Он не может, не имеет права; у него семья. Снова подвело его доброе сердце; только из-за него он назвал такую небольшую цену. Вещи, отобранные дамами, настоящие антикварные ценности. Дамы это прекрасно знают. Он клянется своей честью, честью своего отца, бородой пророка. Тринадцать фунтов.

- Двенадцать, но окончательно.

Аким чуть не зарыдал. Это себе же в убыток, но что может делать: он всего навсего нищий араб.

- Двенадцать с половиной.

- По рукам.

Когда сделка состоялась, снова пошли улыбки: в самой лавке и у дверей. Стороны долго трясли друг другу руки, Аким цветисто благословлял Китти и Карен, а также их потомство до седьмого колена; затем Китти оставила Акиму адрес гостиницы и велела доставить тщательно очищенные покупки в гостиницу, где с ним и рассчитаются. Протянув на чай переводчику и тупице-сыну, Китти и Карен вышли из лавки.

Они шатались по блошиному базару и не переставали изумляться, как это можно втиснуть столько товара в эти крошечные лавчонки, а заодно - столько грязи всюду. Когда они дошли до угла, мужчина с внешностью сабры подошел к Карен, пошептался с ней на иврите и тут же скрылся.

- Чего ему надо было?

- Он по одежде определил, что я еврейка. Хотел знать, англичанка ли ты. Я ему сказала, кто ты такая, и тогда он посоветовал нам немедленно вернуться в Тель-Авив. Тут заваривается какая-то каша.

Китти окинула взглядом улицу, но мужчины и след простыл.

- Наверно, Маккавей, - сказала Карен.

- Давай уйдем отсюда.

Только когда они покинули Яффу, Китти снова успокоилась. Они подъехали к углу улицы Алленби и бульвара имени Ротшильда. Вдоль улицы Алленби шли ряды новеньких магазинов, а бульвар имени Ротшильда, нарядный и широкий, был застроен ультрасовременными трехэтажными жилыми домами и утопал в зелени. Он составлял разительный контраст блошиному рынку в Яффе. Машины и автобусы шли сплошным потоком, а пешеходы торопились, как всюду торопятся в крупных городах.

- Прямо дух захватывает, - сказала Карен. - Я ужасно рада, что поехала с тобой. Трудно даже представить, что все, кого ты здесь видишь: шофера, официанты и продавцы, - евреи. Они построили настоящий большой город... еврейский город. Ты вряд ли понимаешь, что это значит... город, в котором все принадлежит евреям.

Слова Карен раздражали Китти.

- У нас живет в Америке много выдающихся евреев, Карен, и они очень счастливы и в полном смысле слова американцы.

- Да, но это все-таки не то, что еврейское государство. Знать, что где бы ты ни находился, что бы ты ни делал, есть на свете уголок, где ты нужен, и который принадлежит лично тебе.

Китти порылась в сумке и достала оттуда клочок бумажки.

- Вот адрес. Где бы это могло быть? Карен посмотрела на бумажку.

- Да через два квартала. Когда ты наконец научишься читать на иврите?

- Боюсь, никогда, - ответила Китти, затем быстро добавила: - Я чуть не вывихнула себе челюсть вчера, когда пыталась сказать несколько слов.

Они нашли адрес. Это был магазин готовой одежды.

- Что ты собираешься купить? - спросила Карен.

Я собираюсь купить тебе приличный гардероб.

Это подарок от Сатерлэнда и от меня.

Карен остановилась как вкопанная.

- Я не могу, - сказала она.

- Но почему, дорогая?

- А чем эта одежда плоха?

- Она хороша для Ган-Дафны... - сказала Китти.

- Никакой другой одежды мне не надо, - упорствовала Карен.

Она частенько ведет себя точь в точь как Иордана, - подумала Китти.

- Карен, не забывай, что ты молодая девушка. Никаких принципов ты не предашь, если наденешь иногда более приличное платье.

- А я горжусь тем, что...

- Да ладно тебе! - решительно оборвала ее Китти.

Ты с каждым днем становишься все более похожей на сабру. Когда ты куда-нибудь едешь со мной, тебе нужно одеться так, чтобы мы с Сатерлэндом могли немножко гордиться тобой.

Китти начинала сердиться и в ее голосе слышалась твердая непреклонность. Карен прикусила язык и пошла на попятную. Она краем глаз покосилась на разодетые манекены в витрине.

- Это нечестно по отношению к остальным девочкам, - сделала она последнее усилие.

- Мы спрячем эти платья под винтовками, если это доставит тебе удовольствие.

Несколько минут спустя она уже вертелась перед зеркалом как истая женщина и была ужасно рада, что Китти проявила такую настойчивость. Было так приятно чувствовать на себе эти вещи и смотреть на себя в зеркало! Когда еще она носила такие нарядные вещи? В Дании, пожалуй... но это было так давно! Китти была в не меньшем восторге, видя как Карен превращается у нее на глазах из крестьяночки в изящную девушку. Затем они обошли всю улицу Алленби, заходили в магазины, покупали то одно, то другое, и наконец, нагруженные свертками добрались до площади Мограби, где начиналась улица Бен Иегуды. Усталые они присели к столику ближайшего кафе тут же на тротуаре. Карен жадно ела мороженое и не сводила широко открытых глаз с улицы и с прохожих.

Она сунула в рот волную ложечку мороженого и сказала: